Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

В то время как я осуществлял свой побег, мистер Александер развлекал толпу песенкой:

Повесьте старого Ганди

На дикой яблоне!

Узнав, что мы благополучно прибыли в полицейский участок, он преподнес эту новость толпе:

– Вашей жертве удалось улизнуть через соседнюю лавку. Ступайте-ка лучше по домам!

Некоторые рассердились, другие рассмеялись, а кое-кто отказывался верить.

– Ну хорошо, – сказал мистер Александер, – если вы мне не верите, выберите одного-двух представителей, и я готов пустить их в дом: если они там найдут Ганди, я охотно его вам выдам. Но если его там не окажется, вы должны будете разойтись. Ведь не собираетесь же вы разрушить дом Рустомджи или причинять беспокойство жене и детям Ганди?

Толпа послала своих представителей обыскать дом. Вскоре они вернулись и сказали, что никого не нашли. Толпа стала расходиться, большинство высказывало одобрение старшему офицеру, но некоторые ворчали и злились.

Ныне покойный мистер Чемберлен, который был тогда министром колоний, телеграфировал правительству Наталя, предложив ему возбудить дело против лиц, участвовавших в нападении. Мистер Эскомб пригласил меня к себе и сказал:

– Поверьте, я очень сожалею обо всех, даже самых незначительных из нанесенных вам оскорблений. Вы были вправе принять предложение мистера Лаутона и пойти на риск, но я уверен, что если бы вы более благосклонно отнеслись к моему предложению, то этой печальной истории не произошло бы. Если вы сможете опознать виновных, я готов арестовать их и привлечь к суду. Мистер Чемберлен тоже хочет, чтобы я так поступил.

На это я ответил:

– Я не желаю возбуждать никакого дела. Возможно, что я и сумел бы опознать одного или двух виновных, но какая польза от того, что они будут наказаны? Кроме того, осуждать следует не тех, кто на меня нападал. Им сказали, будто я распространял в Индии неверные сведения относительно белых в Натале и оклеветал их. Они поверили этим сообщениям, и не удивительно, что пришли в бешенство. Осуждать надо их руководителей и вас, с вашего позволения. Вам следовало бы должным образом направлять народ, а не верить агентству Рейтер, сообщившему, будто я позволил себе преувеличения. Я не собираюсь никого привлекать к суду и уверен, что когда они узнают истину, то пожалеют о своем поведении.

– Не изложите ли вы это в письменном виде? – спросил Эскомб. – Дело в том, что мне нужно ответить на телеграмму мистеру Чемберлену. Я не хочу, чтобы вы делали поспешные заявления. Вы можете, если хотите, посоветоваться с мистером Лаутоном и другими вашими друзьями, прежде чем примете окончательное решение. Но должен признаться, что, если вы откажетесь от вашего права привлечь виновных к суду, вы в значительной степени поможете мне восстановить спокойствие и, кроме того, поднимете свой престиж.

– Благодарю вас, мне не надо ни с кем советоваться. Я принял решение еще раньше, чем пришел к вам. Я убежден, что не должен привлекать виновных к ответу, и готов хоть сейчас изложить свое убеждение в письменной форме.

И я написал требовавшееся заявление.

IV. Спокойствие после бури

За мной прислали от мистера Эскомба на третий день моего пребывания в полицейском участке. Эскомб позаботился, чтобы меня охраняли двое полицейских, хотя необходимость в этом уже отпала.

В тот день, когда нам разрешили сойти на берег, сразу же после спуска желтого флага ко мне явился представитель газеты «Наталь адвертайзер», чтобы взять интервью. Он задал мне ряд вопросов, и своими ответами я сумел опровергнуть все выдвинутые против меня обвинения. Следуя совету сэра Фирузшаха Мехты, я произносил в Индии только предварительно написанные речи и сохранил копии их, как и всех моих прочих писаний. Я передал корреспонденту весь этот материал и доказал ему, что не говорил в Индии ничего такого, чего не было бы сказано мною раньше в Южной Африке в еще более резкой форме. Я доказал также, что совершенно непричастен к прибытию пассажиров на пароходах «Курлянд» и «Надери». Многие из прибывших жили здесь уже с давних пор, а большинство не собиралось оставаться в Натале, намереваясь отправиться в Трансвааль. В то время в Трансваале перспективы для обогащения были заманчивее, чем в Натале, и индийцы предпочитали ехать туда.

Это интервью и мой отказ привлечь к суду лиц, напавших на меня, произвели такое сильное впечатление, что европейцы в Дурбане устыдились своего поведения. Печать стала говорить, что я невиновен, и осуждала толпу. Таким образом, попытка линчевать меня в конечном счете пошла на пользу мне, то есть моему делу. Этот инцидент поднял престиж индийской общины в Южной Африке и облегчил мне работу.

Дня через три или четыре я вернулся домой и вскоре вновь принялся за свои дела. Происшествие способствовало расширению моей юридической практики.

Однако последствия были не только благоприятными. Обострилась расовая ненависть к индийцам. Убедившись, что индийцы способны мужественно бороться, белые усмотрели в этом опасность для себя. В Натальское законодательное собрание было внесено два законопроекта: один был направлен против индийских торговцев, другой устанавливал строгие ограничения иммиграции индийцев. Существовало постановление, принятое в результате борьбы за избирательные права, которое запрещало издание законов, направленных исключительно против индийцев. Это означало, что законы должны были быть одинаковыми для всех, независимо от цвета кожи и расовой принадлежности. Оба упомянутых законопроекта были составлены таким образом, что распространялись якобы на всех, но по существу предусматривали новые ограничения именно для индийского населения Наталя.

Борьба против этих законопроектов значительно расширила сферу моей общественной деятельности и еще более усилила среди членов индийской общины сознание их долга. Законопроекты были переведены на индийские языки с подробными комментариями, для того чтобы индийцы смогли понять весь скрытый в них смысл. Мы пробовали апеллировать к министру колоний, но он отказался вмешиваться, и законы вошли в силу.

Общественная деятельность поглощала бо́льшую часть моего времени. Адвокат Мансухлал Наазар, который тогда был уже в Дурбане, поселился у меня и тоже отдался общественной работе. Тем самым он несколько облегчил мою ношу.

Во время моего отсутствия шет Адамджи Миякхан с честью исполнял свой долг. При нем увеличилось число членов Индийского конгресса Наталя, а касса выросла почти на тысячу фунтов стерлингов. Я воспользовался возбуждением, вызванным законопроектами, а также демонстрацией против прибывших со мной пассажиров и обратился к индийцам с воззванием, в котором призывал вступать в члены Индийского конгресса Наталя и делать взносы в его