Кандинский и я - Нина Николаевна Кандинская

пожалуйста, мсье Энсору мое имя — он знает, кто я. Знай он, что я здесь стою, он бы непременно встретился со мной“. Пожилая дама помолчала в нерешительности и наконец сказала: „Он живет здесь, но поговорить с ним нельзя, его сейчас нет дома, и вообще он никого не принимает. В это время и в такую хорошую погоду моего брата можно встретить разве что на набережной“.

Кандинский отправился на поиски и стал приглядываться ко всем попадавшимся навстречу парам, но Энсора не нашел. Он предположил, что во время разговора тот уже находился в своей мастерской, и действительно, когда вернулся в магазин, пожилая дама, не дожидаясь расспросов, сказала: „Брат ждет Вас“.

После приветствий Кандинский стал рассказывать художнику, что портье в гостинице не знал, где живет он, Энсор, мировая знаменитость, и кто он такой. Энсор ответил, что жители Остенде не имеют никакого представления также и о великом художнике Кандинском, но лично он очень рад этому визиту. Кандинский ответил на комплимент словами признания, и тут Энсор раскрыл ему свою тайну: „Жители Остенде этого не знают, но скоро узнают. Они удивятся и поймут, насколько были глупы. Шурин китайца!.. Скоро все это прекратится. Они устыдятся, когда узнают то, чего никто, кроме меня, не знает в Остенде… Эти люди больше не скажут: „Энсор рисовать не умеет!“ Такого они больше не скажут. Они, господин Кандинский, засвидетельствуют, что я умею рисовать — уж я их попрошу об этом… Только прежде позвольте мне исполнить для вас мое сочинение на фисгармонии. Я так нервничаю, когда вспоминаю все эти оскорбления. Но когда-нибудь все это кончится… Видите там картину „Въезд Христа в Брюссель“? Один историк искусства сказал, что здесь сплошные ошибки. „Энсор не умеет рисовать“… Скажут тоже!..

Тут Энсор заиграл на фисгармонии с видом профессионала. Кандинский похвалил исполнение и сочиненную им композицию. Тот встал, потянулся и зашагал по мастерской, засунув указательный палец правой руки между пуговицами жилетки. „Господин Кандинский, — сказал он, вы должны узнать это первым. Вы оказались здесь в нужный момент, как будто знали, что произошло нечто важное“. Он взял со стола письмо, перечитал его и передал Кандинскому. Бельгийский король пожаловал художнику Джеймсу Энсору титул барона. „Барон Джеймс Энсор!“ — произнес он вслух несколько раз.

С этого момента Энсор переключился на госпожу Кандинскую. Он восхищался ее красотой и обаянием и в соседней комнате показал ей множество маленьких картинок, повернутых лицом к стене (как оказалось, там были изображены любовные сцены рискованного содержания). Он показал ей кучу безделушек, сделанных кем-то и не имевших никакого к нему отношения, — просто обаятельному барону нравились некоторые темы и нравился заливистый смех госпожи Кандинской.

Когда Кандинский начал было прощаться, Энсор вдруг прервал его, сел за рабочий стол, взял лист бумаги, карандаш и ракушку и нарисовал эту ракушку. Кандинский взглянул и сказал: „Искусно нарисовано, мастерски!“ Энсор встал, проводил гостей до лестницы, и пока Кандинский спускался, до него доносилось бормотание: „Мастерски, — он сказал… а уж он-то понимает… мастерски… мастерски“»{220}.

Потом мы поехали на баскское побережье. Мы провели отпуск на Атлантике, отдыхая на пляже в Андае недалеко от Сан-Себастьяна{221}. Семья Клее жила тогда в нескольких километрах от этого места, в Бидарте{222}. В Сан-Себастьяне в это время устраивали бои быков, но поначалу Кандинского невозможно было затащить туда. И все-таки я заставила его, будучи страстной поклонницей этой игры со смертью. Он нехотя согласился, и, выбрав день, мы поехали на корриду. Кандинский испытал шок. Зрелище вызвало у него отвращение. «Бойня!» — воскликнул он возмущенно, не понимая, что для меня кровавый спектакль был сродни чудесному балету, никак не связанному с жизнью и смертью. Движения человека и животного на арене казались неповторимым и бесконечным furioso[18], исполненным драматизма и грации. Удивительное действо! Оно заставило мое сердце биться быстрее. А Кандинский, напротив, был счастлив избежать отвратительного зрелища.

Пасхальными каникулами 1930 года мы воспользовались для очередной поездки в Париж, во время которой побывали на выставке камерных произведений Кандинского в «Галери де Франс». Здесь мы впервые встретились с Сан Ладзаро. Тогда же Кандинский принял участие в парижской выставке «Круг и квадрат». Летом мы уехали в Геную и дальше через Болонью в Католику{223}. Однажды мы отправились на экскурсию в Равенну, где Кандинскому еще раз хотелось посмотреть уникальные мозаики.

Это был незабываемый день. Кандинский казался взволнованным и, пока осматривал мозаики, не произнес ни слова. Не торопясь он обошел церковь и, когда мы вышли, произнес, обращаясь как бы к самому себе: «Если существует искусство, сравнимое с живописью русских икон, то это вот эти мозаики!»

Развлекательным и вместе с тем познавательным был 27-дневный круиз, совершенный нами на французском пассажирском лайнере по Средиземному морю. Путешествие в фантастический мир экзотических сказок начиналось в Марселе. Мы видели Александрию, Каир и Суэц. В программу было включено посещение Археологического музея в Каире со знаменитой гробницей{224} Тутанхамона. Предполагалась и вечерняя поездка к пирамидам, которые мы увидели в свете луны, сидя на верблюдах. При виде пирамид, конусы которых были окрашены серебряным светом луны, Кандинский впал в транс. «Они вдохновляют меня, — восхищенно воскликнул он. — Великолепно! Великолепно! Что за мистерия в камне!» Редко мне доводилось видеть его в состоянии такого необузданного восторга, обычно чувства его никак внешне не проявлялись. Но красота пирамид завладела им. Он схватил меня за руку и потащил к этим конусам. Подойдя почти вплотную, он зачарованно смотрел на колоссальные сооружения. Довольно долго он молча стоял и восхищенно разглядывал это чудо человеческой фантазии и созидания. Искал ли он сравнения со своим искусством? Пирамиды, абстрактная геометрия архитектуры… Кто знает?

Похожие чувства пробудили в нас и руины храма в Бааль-беке. На пути из Суэца наш корабль причалил к Яффе, где мы снова ступили на землю. Легковушка отвезла нас в Тель-Авив, который тогда только строился, и в Иерусалим, а оттуда ненадолго в близлежащий Назарет и древний Вифлеем, в Дамаск и дальше через Баальбек в Бейрут. Иерусалим потряс нас своей библейской историей. Баальбек оставил одно из самых сильных впечатлений. Не могу описать, что я испытала, оказавшись там, только знаю, что созерцала красоту в ее нетронутом виде.

На машине мы приехали из Баальбека в Бейрут, где нас уже ждал корабль. Через Смирну добрались до Константинополя, до этого чуждого мира, где я ориентировалась с трудом. Когда зашли в Голубую мечеть, мне показалось, что