Суворов — от победы к победе - Сергей Эдуардович Цветков

Кобург был, по словам Александра Васильевича, «не великий полководец, но человек превосходных качеств и доброй души». Он имел старшинство в чине, его корпус был сильнее суворовского, и тем не менее, Кобург подчинился боевой репутации русского генерала. Они как-то сразу нашли общий язык и обнаружили взаимные симпатии — случай редчайший для полководцев даже дружественных армий.

Весь следующий день союзники шли к Фокшанам, укрываясь для отдыха в лощинах. На одной из рекогносцировок Суворов чуть было не попался в руки турецкому разъезду.

20 июля перед рекой Путной австрийцы и русские построились в две линии, регулярная конница, казаки и арнауты[45] расположились сзади; впереди гарцевали австрийские гусары полковника Карачая. В 10 часов вечера, опрокинув турецкий разъезд, союзники подошли к Путне. Всю ночь под проливным дождем и турецкими пулями шла переправа. С рассветом двинулись дальше.

До Фокшанского лагеря оставалось 12 верст. Лагерь был прикрыт лесом, растянувшимся на восемь верст, двумя оврагами, окопами и двумя монастырями, занятыми турецкими солдатами.

Было решено лес обойти: русские двинулись влево, австрийцы вправо. Турки бросили всю конницу (до 15 тысяч всадников), чтобы задержать продвижение союзников. Начались беспорядочные лихие атаки на ощетинившиеся каре. Особенно наседали на русских. Отдельные смельчаки на полном карьере прорывали шеренги каре и гибли на штыках. Около двух часов турецкие всадники кружили вокруг каре, потом разом отхлынули.

Суворов не пошел прямо на турецкие окопы, а повел войска болотом и вышел из него со стороны, где турки не ожидали появления русских: их орудия были направлены в другую сторону. Русские дали залп из ружей и пушек, легко заняли окопы и взяли турецкие батареи.

Вновь соединившись за лесом с Кобургом, Суворов повел атаку на монастырь св. Самуила, в котором засело несколько сотен янычар. Турки отвергли предложение о сдаче. Кобург и командующий первой линией русских генерал Дерфельден лично повели солдат на штурм. Русская артиллерия разбила ворота монастыря, и союзники хлынули внутрь. Неожиданно по неизвестной причине взлетел на воздух пороховой погреб. Множество турок, русских, австрийцев было убито на месте; Кобурга чуть не задавил обломок стены. Оставшиеся в живых янычары были переколоты.

Через час, когда Кобург взял и другой монастырь, турецкая армия обратилась в бегство. Потери турок составили 1500 человек; 1000 повозок были захвачены победителями. Русские потеряли до 150 человек, австрийцы около 200.

Возле монастыря св. Иоанна начальники союзных армий впервые увидели друг друга. Они спешились и обнялись, свита последовала их примеру. Суворов особо отличил полковника Карачая, обнял и расцеловал его. С Фокшан началась дружба Суворова с Кобургом и Карачаем. Они состояли в переписке до конца своих дней. Кобург никогда не забывал, что Суворов дал ему — единственному изо всей австрийской армии — возможность победить после прошлогодних поражений и ввиду почти неизбежного нового. Он сразу признал первенство Суворова и никогда не оспаривал его.

Австрийские солдаты тоже без труда сошлись с русскими. Даже при дележе трофеев обошлось без споров. Это очень понравилось Екатерине II, которая боялась, что начнутся раздоры. «Фокшаны зажмут рот тем, кои разсеявали, что мы с австрийцами в несогласии», — писала она. Во время молебствия в Казанском соборе по случаю победы, в присутствии великих князей, специально вызванных из Гатчины, императрица даже расплакалась от удовольствия.

Суворов был награжден бриллиантовым крестом и звездой к ордену Андрея Первозванного. Иосиф II прислал ему алмазную табакерку при рескрипте, в котором писал, что «принц Кобургский не знает, как в достаточной мере восхвалить его, Суворова, искусство и храбрость». Кобург был отмечен большим крестом ордена Марии-Терезии.

После Фокшанского сражения Александр Васильевич получил широкую известность и среди турок, давших ему прозвище «Топал-паша» — «хромой генерал» (Суворов незадолго до того наступил на иголку и прихрамывал).

22 июля Суворов ушел обратно в Бырлад, австрийцы остались на месте. Остаток июля и половина августа протекли в бездействии. 18 августа Потемкин предписал Репнину наступательное движение. Русские войска подошли к Измаилу. Артиллерийский обстрел проделал брешь в стене и вызвал пожары в городе. Войска ожидали штурма, но Репнин, «убоясь знатной потери и памятуя приказание Потемкина сберегать людей», ударил отбой. Выпустив по городу 2300 снарядов, русские отошли с развернутыми знаменами, музыкой, барабанным боем и тяжелым чувством.

Сам Потемкин занимался тщательной осадой Бендер, крепости незначительной и, по словам Суворова, «ни для чего не нужной».

Великий визирь, имея 100–115 тысяч человек, решил уничтожить корпус Кобурга. Для отвлечения внимания Репнина против него был послан 30-тысячный корпус Гассан-паши. Только один Суворов понял, что настоящая опасность грозит австрийцам. 7 сентября он получил известие от Кобурга, что визирь находится в четырех верстах от австрийского лагеря и что назавтра австрийцы ждут атаки. В ночь на 8 сентября Суворов снялся с лагеря, известив Потемкина, что идет выручать Кобурга. Потемкин в панике донес Екатерине II, что «Кобург почти караул кричит» и что Суворов едва ли поспеет на помощь.

До полудня войска прошли 25 верст и сделали привал. По ошибке мост через реку Серет, который должны были навести австрийцы, был построен значительно выше по реке, и Суворову пришлось пройти лишних 30 верст. В дороге его застал проливной дождь, вскоре превратившийся в настоящую бурю; дорога превратилась в болото. К мосту подошли среди ночи, но оказалось, что вздувшаяся река отнесла понтон далеко в сторону и повредила. Суворов отвел корпус на возвышенность для отдыха, а сам с 1500 солдат и несколькими сотнями местных крестьян занялся починкой моста. На рассвете установилась ясная погода. Войска переправились и, прошагав 20 верст, вечером остановились на отдых у реки Путны. Суворов испытывал муку, глядя на отдыхающих солдат, в то время, когда нужно было идти и идти, но понимал, что люди измучены до крайности. К счастью, из переписки с Кобургом, не прекращавшейся всю дорогу, он знал, что турки, кажется, не спешили с атакой, хотя Суворов задержался на лишние сутки. Все же его нервное напряжение было так велико, что в пути он даже избавился от лихорадки (не слезая с коня, под проливным дождем!), которой заболел незадолго перед этим.

Утром 10 сентября русские соединились с австрийцами. Суворову уже была приготовлена палатка и охапка душистого сена, заменявшая ему в походах и кресло, и кровать. Александр Васильевич расцеловал подъехавшего Кобурга, сияющего от радости, и сразу потащил его на сено договориться о совместных действиях. Суворов настаивал на немедленной атаке, так как считал: если турки все еще медлят, значит, они ожидают подкреплений. Кобург возразил, что их и так в четыре раза больше. Суворов ответил, что это только увеличит беспорядок среди них при бегстве. «Все же