Запад знакомится с Востоком. Представления средневековых европейцев о восточных народах - Геннадий Геннадьевич Пиков

Восток – халифат, Византия и тюркские племена). Со времени начала «осевого» цикла это был уже второй этап противостояния двух общественно-экономических систем. Первый связан был с постепенным вытеснением индоевропейских номадов из зоны контактов с оседлыми народами, второй – тюркоязычных народов. Закончится он разделом Россией и Китаем Центральной Азии на соответствующие сферы влияния в XVIII в.

Монгольская империя оказалась непрочной, Монголы растянулись длинным поясом Китай – Монголия – Сибирь – Русь, слишком растянутым и к тому же в силу ориентации на океаны быстро дробившемся. В конечном итоге судьба монголов предрешена: они частично откатываются в пределы Монголии, а частично входят в состав славянского мира, идя по пути прежних соседей Киевской Руси. Монголы сменили «Дикое поле», т. е. произошел переход от враждебности к состязанию и симбиозу[281]. Эти соседи стали восприниматься «нашими погаными», «надобными Руси»[282].

XIII век вообще стал несчастливым и для кочевников, которых «монгольский ураган» разметал по земле[283]. Удар Тамерлана и его «гулямов» (удальцов, т. е. профессиональных воинов с железной дисциплиной) довершил начатое Чингис-ханом.

Монголы не смогли создать долговременных государственных образований и потому, что, отказываясь от своих традиционных верований, они сложно воспринимали те «мировые» религии, с которыми познакомились во время своей экспансии (конфуцианство, ислам, христианство). Ислам они знали прежде всего в «тюркской» интерпретации. Этот «героический» ислам был годен для завоеваний, но не для стационарных государств. В государствах монголов буддизм оказался во многом ближе к традиционным ценностям и менталитету кочевников, тогда как ислам был более понятен и привычен для «оседлого» сектора. Два «учения» находились в ситуации длительного конфликта и в этих условиях быстро создать единую идеологическую систему было сложно, если вообще возможно. В итоге монгольские потоки начинают разветвляться и оттягиваются в область тогдашних «мировых» религий (конфуцианство (Китай и Монголия); христианство (Русь); ислам (Сибирь, Средняя Азия).

В результате в XII–XIV вв. в Азии складываются три больших пояса: на севере русско-монгольско-китайский, на юге – арабско-мусульманский, посредине – тюркский.

Тюрки и монголы («индейцы» Евразии по словам Л. Н. Гумилева[284]) стали восприниматься Европой в качестве врагов цивилизации, но европейцы не торопились поддержать стремление Руси не допустить распространение тюркской экспансии на запад. Европа не верила православным и продолжала «натиск на Восток»[285].

Русь же не вошла в состав «океанических» держав и осталась на уровне сухопутного государства. Столкнулись два варианта развития: «таласократия» («морское могущество») и «теллурократия» («сухопутное могущество»; термины евразийца П. Савицкого). Будущее было за первым. В результате можно говорить, что игравшая ранее большую роль дихотомия «север – юг» сменяется на горизонтальную модель «запад – восток». Это стало мощным импульсом к развитию цивилизации. По словам Л. Н. Гумилева, с этого времени начинается генезис русского народа и российского суперэтноса (славянский окончательно прекратил свое существование). С XV в. Россия переходит с эволюционного на мобилизационный путь развития, хотя на первых порах и пытается еще приобщиться к западной цивилизации. Первую серьезную попытку вестернизации предпринял Борис Годунов. Москва объявляет себя «Третьим Римом» (трансляция), но все больше и больше становится «Австралией».

Падение Византии можно рассматривать в качестве одного из признаков окончания передела евразийского мира. С начала XVI в. прогресс в области экономики, техники, технологии, естественных наук, соответствующих идеологий – европейская привилегия. Районы бывшей Византии и Восточной Европы включаются в мировой рынок как полупериферия, специализирующаяся на производстве и поставках сырья для промышленности (железная руда, лес) и сельскохозяйственных продуктов массового спроса (зерно). Тем самым окончательно подрывается целесообразность сухопутной торговли Азии и Европы, падает значение итальянских государств.

Византийская культура не была все же уничтожена окончательно. Византия оказалась «почтальоном» для православного мира (И. Г. Эренбург). Усиливается на севере Русь и даже вступает на некоторое время в очередное соперничество с Византией. Она не стала культурной периферией Византии[286], хотя и признавала Константинополь центром православия («Парижем средневековья»), учитывала «верховное положение византийского императора» и считала его «высшим законодателем для христианского сообщества»[287]. С крещения Руси в 988 г. Константинопольский Вселенский Патриарх был каноническим главою Русской Церкви и до падения Византии Русь была в церковном смысле ее частью с общей столицей Царьградом.

Византийская культура была во многом образцом для подражания на Руси, что способствовало не только непрерывному культурному росту страны на протяжении ряда столетий, но и подготавливало основу для «трансляции» западной «римской идеи» на славянский север.

После Флорентийской унии (1439), крушения «Второго Рима» в 1453 г. и окончательного свержения ордынского ига (1480) Русь естественно осознает себя преемницей Византии.

К XVI в[288]. возникает понятие «Москва – Третий Рим»[289]. Таким образом, Москва брала на себя после впадения «Первого Рима» в «католическую ересь» и падения под ударами агарян «Второго» обязанность продолжить существование Римской империи, с концом которой, по книге пророка Даниила, связывали конец мира. Определился и русский общенациональный идеал Святой Руси[290], не встречающийся, по мнению В. С. Соловьева, у других народов, где были свои «идеалы»: «добрая старая» Англия, «ученая» Германия, «прекрасная» Франция, «благородная» Испания. Так сливаются в единую формулу представления о русском и православном. Эта идея стала одной из важнейших культурообразующих концепций, которые отличали русскую цивилизацию» от западной. Русская стала считаться христианской удерживающей[291], западная – христианской апостасийной цивилизацией, то есть отошедшей от Истины[292]. Эта идея сыграла определенную роль в складывании российской цивилизационной зоны и в ней, кстати говоря, можно проследить некоторое азиатское влияние. Здесь кроме следов новозаветного универсализма прослеживаются элементы характерного для Степи понимания того, что Бескрайнее Небо управляет всеми народами ойкумены. В результате появляется замечательная формула «Рим весь мир», одним из оснований которой является и то, что «вся христианская царства преидоша в конец». Фактически здесь можно увидеть заявление о том, что отныне «Рим» как оптимальная социо-культурная модель возможен только за пределами той зоны, в рамках которой он родился и свершил до конца свой «жизненный путь».

Одним из факторов, несомненно повлиявших на такое изменение геополитического положения русских земель, станут события XIII в. Пока же в числе печальных итогов монгольской экспансии станет фактический разгром торгового пути, который шел из Европы и Византии через Среднюю Азию на Дальний Восток (Кордова – Тулуза – Франкфурт – Вена – Прага – Киев – Итиль – Хорезм). Европейцы и византийцы на протяжении почти всего столетия будут делать попытки восстановить эту артерию, но в условиях ослабления экономического интереса становящихся «океаническими» цивилизаций возврат прежнего положения был уже невозможен. Средний Восток все более и более «пустеет». Усиливается «номадизация» региона. «Конница кочевников («сверхтанки прошлых лет»[293]) уничтожает все на своем пути. Окончательно исчезает Арабский халифат (1258).