Ленинизм и теоретические проблемы языкознания - Федот Петрович Филин

том отношении, что все они изучают явления какого-нибудь одного языка и прежде всего – в определенном синхронном срезе. Этим все указанные лингвистические науки существенно отличаются от сравнительной грамматики как особой лингвистической науки, изучающей явления ряда (группы или семьи) языков в их историческом развитии из одного и того же источника.

2

Одним из основных понятий лингвистического анализа, возникшим при изучении элементарных единиц (лингвистических микроединиц) в системе их противопоставлений в пределах соответствующего уровня языка, является понятие дифференциального признака. Последний может иметь различную природу: он может быть акустическим или артикуляторным (как у фонемы), но может иметь и семантическую природу, т.е. может быть связанным с обозначением данной лингвистической единицей (например, морфемой) явлений внеязыковой действительности; дифференциальные семантические признаки могут, далее, квалифицироваться как морфолого-семантические, или синтаксико-семантические, или лексико-семантические – в зависимости от того, устанавливаются ли они в рамках морфологических, или синтаксических, или лексических конструкций (лингвистических макроединиц). Характерным при этом является то, что дифференциальные признаки (фонологические, морфолого-семантические, синтаксико-семантические и т.д.) могут комбинироваться в пучки, которые составляют содержание соответствующих лингвистических единиц. Классическим в этом отношении может быть признано определение фонологического содержания фонем, данное H.С. Трубецким в 30-х годах:

«Под фонологическим содержанием фонемы мы понимаем совокупность всех фонологически существенных признаков фонемы, т.е. признаков, общих для всех вариантов данной фонемы и отличающих ее от других и прежде всего от близкородственных фонем в данном языке… определение фонологического содержания фонемы предполагает включение ее в систему фонологических оппозиций, существующих в данном языке. Определение содержания фонемы зависит от того, какое место занимает та или иная фонема в данной системе фонем, то есть в конечном счете от того, какие другие фонемы ей противопоставлены»[356].

Подобное понимание содержания лингвистических единиц совершенно чуждо лингвистической географии. Оно чуждо ей, во-первых, потому, что связано с выделением дифференциальных признаков в системе соответствующих противопоставлений (которые остаются вне поля зрения лингвиста-географа), и, во-вторых, потому, что оно не обязательно связано (у фонем оно вовсе не связано) с обозначением явлений или отношений вне-языковой действительности. Для лингвиста-географа естественным представляется понимание содержания языкового факта только в аспекте обозначения последним чего-то, находящегося за пределами языка[357]. С опорой на содержание, понимаемое таким образом, устанавливаются географические варианты (или диалектные синонимы, географические синонимы) – географически дифференцированные слова одного языка, обозначающие одно и то же явление внеязыковой действительности и имеющие одно и то же или близкое значение[358]. Лингвист-аналитик же может говорить о содержании лингвистических единиц и безотносительно к обозначению. По этому поводу можно было бы возразить, что понятие содержания, не связанного с обозначением явлений или отношений внеязыковой действительности, выводится только применительно к фонемам, т.е. ограничивается только областью фонологии. До последнего времени на такое возражение трудно было бы дать аргументированный ответ, так как в других областях лингвистического анализа – морфологии, синтаксисе и лексикологии – исследователи обычно оперировали понятием содержания лишь по отношению к таким языковым фактам, за которыми усматривались обозначаемые ими внеязыковые явления[359]. Под этим углом зрения обычно изучались и все синтаксические единицы, в том числе и элементарные, синтаксически далее не членимые единицы (которые обычно подводятся под понятие членов предложения). Однако при более углубленном изучении последних – в системе противопоставлений, точнее контрастов, возникающих в структуре каждого отдельного предложения, – обнаруживается, что они характеризуются дифференциальными синтаксическими признаками, которые в совокупности составляют их синтаксическое содержание и которые выводятся безотносительно к явлениям внеязыковой действительности (такими дифференциальными синтаксическими признаками компонентов предложений являются ядерность, неядерность, предицируемость, предицирование, зависимость и др., о которых речь еще будет идти ниже)[360]. С учетом указанных фактов (из областей фонологии и синтаксиса) можно утверждать, что понятие содержания, с которым сталкивается лингвист-аналитик, в принципе отличается от понятия содержания (как значения, выводимого обязательно по отношению к чему-то внеязыковому), с которым имеет дело лингвист-географ.

В этой связи следует обратить внимание и на различие в оценках роли формальных признаков, или формы, языковых элементов в лингвистическом анализе, с одной стороны, и в лингвистической географии, с другой. Известно, каким повышенным интересом к изучению формальных признаков лингвистических единиц сопровождалось развитие многих направлений и школ лингвистического анализа в последние десятилетия. Так, изучение фонологического содержания фонем в трудах H.С. Трубецкого и других представителей Пражской лингвистической школы шло параллельно с изучением формальных характеристик фонем – их сочетаемости друг с другом в каждом отдельном языке.

«…При описании любой фонологической системы, – подчеркивал H.С. Трубецкой, – необходимо со всей тщательностью перечислить все те правила, которые в каком-либо отношении ограничивают употребление отдельных фонем. …сочетания фонем подчиняются в любом языке своим особым законам или правилам, которые имеют значение только для данного языка и которые необходимо устанавливать для каждого языка отдельно»[361].

Выделение морфем в структуре слов (частей речи) также повлекло за собой тщательное изучение соответствующих формальных характеристик – сочетаемости морфем (особенно в американской дескриптивной лингвистике). Акцентированием роли формальных признаков отмечены исследования и синтаксических элементов (в частности, в рамках синтаксемного анализа), а также лексических элементов[362]. Ничего подобного не знает лингвистическая география. Можно сказать, проблема формальных признаков, или формы, языковых элементов вообще не возникает в последней (во всяком случае, с такой остротой, с какой она возникает в различных областях лингвистического анализа – фонологии, морфологии, синтаксисе и лексикологии). Если для лингвиста-географа, как говорилось выше, вполне естественно понимание содержания языковых элементов только в аспекте обозначения этими элементами каких-нибудь предметов или явлений внеязыковой действительности, то столь же естественным для него является и трактовка формы только как звуковой оболочки соответствующих языковых элементов (например, слов как географических вариантов или синонимов).

Обратимся теперь к лингвистической стилистике, имея в виду сопоставить используемые в ней понятия содержания и формы с соответствующими понятиями лингвистического анализа. Как отмечалось выше, стилистика изучает языковые явления под углом зрения их принадлежности к тем или иным языковым стилям. Разграничение последних (насколько это вообще возможно) достигается с помощью разного рода синонимов, в том числе синтаксических синонимов – синтаксических конструкций, выражающих одну и ту же мысль, но различающихся тем или иным дополнительным оттенком (или, как часто говорят, имеющих одно и то же или близкое значение). Здесь мы коснемся синтаксических синонимов – в соответствии с тем местом, которое отводится в стилистике изучению синтаксических явлений (заметим, что в лингвистической географии синтаксические явления либо вовсе не изучаются, либо изучаются в очень ограниченной степени). Для начала воспользуемся следующими двумя примерами синонимических синтаксических конструкций:

The second World Youth Festival took