Эмигрантские тетради: Исход - Федор Васильевич Челноков

приспособленные для пассажиров. Клисич отправился к коменданту крепости узнать, нет ли более удобного способа передвижения, и довольно нескладно и резко допрашивал его, почему для русских ничего не приготовлено, хотя уведомление было послано.

Комендант оказался обычного в Сербии типа «пуковник», т. е. прекрасный, серьезный и милейший человек. Клисичем он был сбит с толку и не мог разобраться в его требованиях, хотя по телефону уж слышал, что в Рагузе находилась наша делегация. Бестолковый натиск Клисича был рассеян одной русской дамой, которая с полгода укрывается в этом месте с мужем. Она чистая москвичка, а муж ее настоящий хохол. Они очень обрадовались нам, случайно встретившись с нашей компанией, и решили сейчас же все выяснить, будучи лично знакомы с комендантом. С этого момента все перевернулось к нашему удовольствию.

От коменданта явился морской офицер с приглашением пожаловать в офицерское собрание на завтрак. Это было очень кстати, так как в кафане мы только разожгли свой аппетит, оставшись совершенно голодными. Пришлось ползти на крутую гору. Сам городок расположен по ее уклонам, ничего интересного из себя не представляет, хотя кто-то потом говорил, что видел там стену, украшенную львом святого Марка. Следовательно, это место когда-то было под властью Венеции.

Добрались до офицерского собрания. Встретил нас очень радушно и приветливо комендант крепости в громадной зале офицерского собрания. Когда-то, и еще так недавно, сходились здесь австрияки, вся обстановка была австрийская, на стенах висели планы крепости и бухты. Милый комендант, стараясь занять нас, объяснял эти карты, вывел на балкон и, установив великолепный бинокль, показал на форт, находящийся на мысу, уходящем довольно далеко в море, и являющийся первым укрепленным пунктом при входе в эту чудесную, пожалуй, единственную по своему расположению бухту.

Тем временем был изготовлен очень простой, но сытный завтрак. Полковник обратился к нам с очень милой приветственной речью. Завтрак прошел удивительно приятно, как у себя дома. Полковник оказался так мил, что велел приготовить для нашего отъезда свой паровой катер, очень извиняясь, что не может предоставить электрического, который только что был отпущен для какого-то генерала. Любезность его простиралась до такой степени, что по окончании завтрака был приготовлен целый ряд экипажей, забравших нас и доставивших на комендантский пароходик. Он сам съехал с нами вниз и ожидал наше отбытие, стоя на конце каменной стенки, выходящей довольно далеко в море. Проходя на пароходе мимо этого места, мы замахали шапками и криками «живио», отблагодарили и попрощались с этим замечательно милым человеком.

Пароход вошел в бо́ку Которскую и, извиваясь по причудливым ее извивам, шел мимо красивых горных хребтов, сильно выжженных солнцем. Кто-то вдруг сказал: «Господа, ведь эта гора – знаменитый Ловчен». Все впились в нее глазами: каждому из нас была знакома та славянская твердыня, защищающая многие и многие столетия маленькую Черногорию от покушения на нее со стороны и турок, и австрийцев. Благодаря Ловчену, этот маленький народ отстоял свою вековечную независимость и не преклонил главы ни перед одним из могущественных врагов. Знаменитый Ловчен только по приказу изменника Николая Черногорского пропустил через себя в последнюю войну австрийцев. Но зато король этот, всеми презираемый, принужден бежать во Францию, утратив вместе с короной и уважение своего народа, которым правил больше 50-ти лет. Теперь Ловчену уж нечего охранять границу Черногории, так как и она вошла в состав нового королевства, Югославией называемого. Но любовь и уважение к сему стражу славянства останутся навеки с ним.

Берега Которской бухты с обеих сторон покрыты виллами, малыми и большими селениями, городками, монастырями и церквами. По извилинам этой бухты едешь как по какому-нибудь большому озеру, забывая совсем, что это море ворвалось в середину целой группы горных хребтов. Местами на берегу видны разные большие и маленькие постройки, служившие то складами для снарядов, то ангарами для аэропланов, то электрическими станциями и всякими приспособлениями для войны. Нам пришлось увидать два австрийских броненосца очень старого типа, а далеко в стороне виднелась целая флотилия мелких военных судов, оставшихся как воспоминание о могуществе бывшей Империи. Говорили, что там стоит до 80 военных судов разных величин. Величина и удобство этой бухты так значительны, что кто-то говорил мне, будто все флоты мира могли бы найти себе здесь пристанище одновременно.

Пароходик наш все стремился вперед и вперед. Ловчен становился все больше, красуясь своей выжженной вершиной и под ней несколькими черными пятнами, еще покрытыми густыми лесами. Вершина Ловчена, достигающая почти 1800 метров, принадлежит Черногории вместе с верхними склонами его, нижняя же часть была присоединена к Австрии. Так эти два смертельных врага взирали друг на друга один с вышины орлиного полета, а другой – с вод бухты Которской.

Катарро

Но вот и Катарро[79]. Бобринский обращает наше внимание, что на пристани толпятся люди, а среди их и духовенство, очевидно, готовится встреча (так страшно торопившийся; после того, как его перестали упрашивать, он как бы забыл о своих белградских делах и опять оказался среди нас таким же милым спутником, каким был до сих пор). И действительно, как только мы пристали к пристани, вся эта толпа пододвинулась к нам, к ней все прибавлялись, торопясь, новые лица, одетые в смокинги и цилиндры. Мы узнали потом, что комендант из Герцог-Нова телефонировал о нашем скором прибытии, и в этом малом городке, тоже венецианского типа, поднялась сильная беготня: прибытие наше ожидалось с минуты на минуту, а нужно было оповестить весь город, властям надо было принарядиться, дать распоряжение насчет флагов – словом, в эти полтора часа весь город стал на ноги и встреча вышла прекрасно.

Обменялись речами, жали друг другу руки, у всех был вид радостный, «живио, Руссия» гремело как нигде. Горожане большой толпой двинулись провожать нас к гостинице, но тут вышел инцидент, скорей смешной, чем печальный. Не доходя до городских ворот, в стороне от них, я заметил группу людей человек в 20, и вдруг из этой толпы вместо «живио, Руссия» раздался крик – «живио Ленин и Троцкий». Правду сказать, я этого даже и не разобрал в общем шуме, но моментально, неизвестно откуда, выскочило несколько человек, короткими энергичными прыжками, спрашивая – кто кричал «живио Ленин»? И виновный моментально был схапсан. Он был длинный с прямыми длинными волосами. Сейчас же с ним началась расправа, которой я уж не видал, но говорили потом, что его и еще троих его товарищей били, и здо́рово били, потом посадили в затвор[80] и там били. На другой день их выпустили, но полковник, местный комендант, говорил нам, что этим