Книга чая. С комментариями и иллюстрациями - Какудзо Окакура

Асикага – самурайский род в средневековой Японии (1333–1572), создавший в 1338 году сёгунат Муромати, централизованное правительство, державшееся на сюго – назначавшихся им генерал-губернаторах.

Еще одна распространенная ошибка – смешение искусства и археологии. Почитание древнего является одной из лучших черт человеческого характера, и мы хотели бы, чтобы оно развивалось в еще большей степени. Старые мастера по праву заслуживают огромного уважения за то, что они проложили путь к просвещению. Их имена и творчество преодолели время и недобросовестную критику. Они по-прежнему достойны славы и нашего почитания.

Но мы были бы просто глупцами, если бы оценивали достижения только потому, что они сделаны в стародавние времена. А мы тем не менее позволяем нашим историческим симпатиям взять верх над эстетическим суждением. Мы часто приносим цветы одобрения художнику, когда он уже покоится в могиле. Беременный теорией эволюции XIX век, кроме всего прочего, привил нам привычку не замечать индивидуальность в отдельном виде.

Собиратель стремится пополнить свою коллекцию посредственными образцами той или иной эпохи или творческой школы, но он не понимает, что достаточно всего лишь одного выдающегося образца, чтобы понять дух времени. Мы слишком увлекаемся классификацией, но очень мало наслаждаемся. Проклятием многих музеев стало принесение эстетики в жертву так называемому научному методу организации выставки.

Научный метод организации выставки – выстраивание произведений по хронологии и генеалогии влияний, когда выставка рассматривается как пособие по канонической истории искусства. Окакура видел в этом схематизацию искусства, не позволяющую понять достижения современного искусства.

Претензии к современному искусству отражают все сложности нашей многогранной жизни. Сегодняшнее искусство – наше собственное отражение, это мы сами. Осуждая его, мы осуждаем лишь себя. Мы говорим, что нынешний век не породил своего искусства; а кто в этом виноват? И правда, бывает стыдно, что, несмотря на все наши восторженные отзывы о древних мастерах и произведениях, мы так мало внимания уделяем собственным возможностям.

Борющиеся художники, усталые души, томящиеся в тени холодного презрения! Какую пищу для вдохновения мы можем им предложить в наш эгоцентричный век? Прошлое, действительно, могло бы с жалостью смотреть на нищету нашей цивилизации, а будущее будет смеяться над бесплодием нашего искусства. Разрушая прекрасное в нашей жизни, мы уничтожаем искусство. Появится ли великий маг и волшебник, который сумеет выточить из древа нашего общества дивную арфу, струны которой оживут под рукой гения?

VI. Цветы

Разве, наблюдая трепещущие серые краски весеннего рассвета, когда птицы таинственно перешептываются в ветвях деревьев, вы не чувствовали, что они разговаривают со своими любимыми о цветах? Я уверен, что возвышенная любовь человека к цветам возникла одновременно с лирической поэзией. Понять невинную чистую душу мы можем лишь в сравнении ее с благоухающим в тишине цветком, сладостным в своей неосознанности. Первобытный человек, когда впервые преподнес своей избраннице венок из цветов, смог преодолеть природную грубость и стать человеком чувствующим. Он вошел в царство искусства, когда осознал возможности утонченного использования того, что кажется бесполезным.

В радости или печали цветы – наши постоянные друзья. Мы едим, пьем, поем, танцуем и влюбляемся с ними. Мы всегда с цветами – на крестинах или на свадьбе. Мы не смеем даже умереть без них. Мы поклоняемся лилии, мы медитируем с лотосом, мы идем в бой с розой и хризантемой. Мы не раз пытались говорить на языке цветов. Как мы могли бы жить без них? Страшно представить себе мир, лишенный цветов. Разве они не приносят утешение больному, лежащему в постели, и разве они не излучают свет в темной глубине усталой души? Их безмятежная нежность возвращает нам убывающую уверенность во Вселенной, так же как внимательный взгляд прелестного дитя напоминает нам об утраченных надеждах. Когда мы обращаемся в прах, именно цветы печально ложатся на наши могилы.

Грустно сознавать, но наше трогательное общение с цветами не спасает нас от проявлений животных инстинктов. Стоит сбросить овечью шкуру, как волк – волк внутри нас – тут же покажет зубы. Говорят, что в десять лет человек – это животное, в двадцать – сумасшедший, в тридцать – неудачник, в сорок – мошенник, а в пятьдесят – преступник. Возможно, он становится преступником, так как никогда не переставал быть животным. Для нас нет ничего реального, кроме голода, нет ничего святого, кроме наших собственных желаний. На наших глазах рушилось святилище за святилищем, но один алтарь был и есть – это тот, на котором мы воскуряем благовония высшему идолу, то есть нам самим. Наш бог велик, а деньги – его пророк! Мы опустошаем природу, чтобы принести ему жертву. Мы хвастаемся, что покорили материю, и забываем, что именно материя сделала нас рабами. Каких только зверств мы не совершаем во имя культуры и совершенства!

Скажите мне, нежные цветы, слезы звезд, распускающиеся в саду, кивающие головами пчелам, поющим о росе и солнечных лучах, догадываетесь ли вы о страшной участи, которая вас ожидает? Мечтайте, качайтесь и играйте под легким летним ветерком, пока можете. Завтра безжалостная рука сомкнется на вашем горле. Вас вырвут, разорвут на части и унесут прочь из ваших мирных домов. И та негодяйка, которая это совершит, возможно, будет красива. И, быть может, она начнет говорить, как вы прекрасны, хотя ее пальцы все еще влажны от вашей крови. Скажите мне, доброта ли это? Возможно, вам суждено быть заключенными в тюрьму волос какой-то бессердечной женщины, или оказаться в петлице у того, кто не осмелился бы взглянуть вам в лицо, будь вы мужчинами. А быть может, ваша судьба – находиться в узком сосуде со стоячей водой, годящейся лишь на то, чтобы утолить сводящую с ума жажду, кричащую об угасании жизни.

Цветы, если вы побывали в стране Микадо, то могли бы встретить ужасного персонажа, вооруженного ножницами и крошечной пилкой. Он называл бы себя Мастером Цветов. Он говорил бы о праве врача, а вы бы инстинктивно ненавидели его, потому что знаете: врач всегда стремится продлить страдания своих жертв. Он бы заставлял вас принимать совершенно невозможные позы, которые он считает правильными для вас. Он бы растягивал вам мышцы и скручивал суставы, как делает любой остеопат. Он бы жег вас раскаленными углями, чтобы остановить кровотечение, и втыкал бы в вас иголки, чтобы улучшить кровообращение. Он бы посадил вас на диету из соли, уксуса, квасцов и иногда даже купороса. Он