История борьбы Московского государства с Польско-Литовским. 1462–1508 - Геннадий Федорович Карпов

как тому человеку назад приехать: «только, господине, пошли своего человека доброго к великому князю, а великий князь твоего человека велит проводить». Этому московскому человеку наказано было так говорить, потому что он вез письмо к Стефану о том, что Иван Васильевич согласен взять за своего сына, Ивана Ивановича, дочь Стефанову. Это дело, при ходатайстве матери Ивана Васильевича, скоро состоялось. Между Стефаном и Иваном Васильевичем составился не только родственный союз, но и политический, который, как можно судить по общей форме Московских союзов того времени, был именем на короля Казимира и его детей. До нас не дошли записанные дипломатические сношения Москвы с Молдавией за время Ивана III; впрочем, они существовали под названием книг Волошских152. Сношения эти происходили первоначально через Крым, а потом, во время мира с Литвой, через Литву; через Крым обыкновенно пересылались так, что посол, ехавший к Менгли-Гирею, имел в своем поезде посла в Молдавию и просил царя, чтобы он велел проводить посла до Стефана Воеводы, а на возвратном пути от последнего в Москву. Стефан и Менгли-Гирей, ведшие одинаковым образом войну, были между собой в союзе. Когда Иван Васильевич прекратил сношения с Крымом, то естественно прекратились они и с Молдавией.

Мы видели, что тотчас после брака Александра с Еленой Ивановной литовский посол говорил в Москве, что Стефан пришел тайно и захватил город Бряславль, и на это получил ответ, что с Стефаном великий князь давно в свойстве и одиночестве, а теперь не знает, почему так Стефан сделал, потому что с тех пор, как государь взял мир с Александром, еще к Стефану посла не посылал. Посол из Москвы в Молдавию действительно отправился через Литву в 1495 году153. Содержание этого посольства, как и многих других, мы не знаем, но дело у Александра с Молдавией заключалось в том, что хотя в конце своей жизни Казимир был в миру с Стефаном, но после 1492 года Казимировичи придумали четвертого из них, Сигизмуда, посадить на Молдавский престол. Нападение Яна Альбрехта на Стефана и осада Сучавы в 1494 году были неудачны, и с тех пор Стефан начал делать набеги, даже иногда в союзе с турками, на южные пределы литовских и польских владений154. Предложение посредничества Ивана Васильевича Александр, как мы видели, дурно принял; но эти враждебные отношения Стефана к Казимировичам кончились миром, и потом снова возобновились после смерти Яна Альбрехта155. Об этом же времени истории Молдавии мы больше узнаем данных из сношения Москвы с Крымом, к которым и обратимся; сношения же с Молдавией, по общему ходу дел, в сущности своей, не могут во многом отличаться от сношений с Крымом, и поэтому крымские дела могут показать, в чем состояли и сношения с Молдавией.

С ноября 1493 года в Крыме был московским послом Константин Малечкин. Во все время переговоров с Литвой о мире и браке, из Москвы в Крым ни об чем не посылали; наконец 3 мая 1495 года из Москвы были отпущены туда люди Менгли-Гирея, вместе с татарами великого князя. Они ехали не степью, а через литовские владения. Татары везли в Крым грамоты, в которых говорилось царю: «У нас ныне таково дело сталось: прислал к нам Александр своих послов, прося нас, чтобы нам с ним помириться и дочь свою за него выдать; мы с ним помирились, дочь за него дали, и то бы тебе, брату нашему, было ведомо; а я на чем тебе слово молвил, на том и стою – другу друг, а недругу недруг, – и ты бы также на своем слове стоял». В Наказе Малечкину было сказано: «Спросит царь, чего деля великий князь помирился с литовским? отвечать: я того не ведаю, а мне государь писал в грамоте, что на чем он слово молвил, на том и стоит». Из Москвы были посланы в Крым поминки, которые должен был раздать Малечкин. При этом ему приказывалось, когда его будет отпускать царь с своими послами, то ехать на литовские владения. Послы крымские действительно приехали в Москву, и Менгли-Гирей писал к Ивану Васильевичу, что он миру и родству с Александром подивился; потом царь, пересчитавши свои подвиги (взятие Киева, борьбу с Ахматовыми детьми и т. д.), говорил, что «мое дело, вероятно, лживо было пред тобой»156; в заключение прибавлял: «мы помиримся с Александром на весне, в новом городке».

До получения этого ответа Менгли-Гирея, мы видели, что Александр уже требовал помощи, как на Стефана, так и на татар. Вероятно, одновременно с ответом от Менгли-Гирея получен был ответ от Стефана157, и Иван Васильевич, отправляя в Литву Михаила Яропкина Кляпика (19 мая 1496), приказывал ему говорить, что Менгли-Гирей и Стефан хотят с Александром мира. Ответ Александра мы видели; он говорил, что Стефан и Менгли-Гирей многой шкоды его владениям сделали, но от приязни с ними он не отрекается. Действительно, из Литвы, в то время когда готовились воевать со Стефаном, отправили в Крым (18 августа 1496) посла, Каспара Гармантовича, с поминками; речи этого посла, как после извещал в Москву Менгли-Гирей, были следующие: «Мы сели на коня против Стефана; но у нас с тобой недружбы не было бы». Менгли-Гирей на это отвечал: «У нас со Стефаном правда и рота есть, и его нам оставить нельзя: если хочешь мириться с нами, то мирись и с ним, и нам всем правду и роту учини!» Но так как одновременно с Каспаром Гармантовичем с такими же поминками отправился из Литвы посол Халецкий к Ахматовым детям158, то это не укрылось от Менгли-Гирея: он схватил литовского посла и по обычаю не отпускал, а в то же время послал своих татар грабить литовские владения. Много он послать не мог, потому что посольство Халецкого в Орду беспокоило его: что если Ахматовы дети выйдут против него? В Москве не знали об этом, и в сентябре того же 1496 года отправили послом в Крым князя Ивана Звенца. Он должен был говорить о мире с Александром следующее: «Мы не сослались тогда с тобой, потому что тогда зима была и нам нельзя было отправить послов. Ты к нам приказываешь, что с литовским хочешь мира и помиришься, но то вельми добро; если же литовской возьмет с тобой мир, и, будучи с нами в миру, учинится кому-нибудь недругом, то мы тогда с тобой сошлемся и учиним по думе, как нам с литовским пригоже дело делать». В Наказе князю Звенцу было сказано: «Скажет царь: “Литовский