Корея. Власть, идеология, культура - Константин Валерианович Асмолов

В связи с этим технология, направленная на манипуляцию общественным мнением и привлечение голосов, такова: не столько объяснить, чем ты сам так хорош, сколько доказать, что другие хуже тебя, а их попытки сделать то же самое по отношению к тебе – ложь и провокация.

Основное оружие борьбы политических фракций на Юге – не полемика вокруг кардинальных путей развития страны, а банальный компромат, методика применения которого напоминает традиционную конфуцианскую феодальную интригу. Обвинения выдвигаются с большим шумом и давлением на обвиняемого, из-за чего даже абсолютно невиновному человеку достаточно сложно доказать перед публикой свою чистоту.

Рассмотрим в связи с этим, в чем, как правило, кандидаты обвиняют друг друга. Ранее на первом месте стояли «связи с Севером». В условиях доминирующего антикоммунизма обвинение противников или оппонентов в контактах с Севером или даже в сговоре с КНДР для какой-то своей цели было очень серьезным, гарантированно выбивавшим противника из седла.

Главным объектом обвинений такого типа всегда был Ким Дэ Чжун. В 1992 г. Ким Ён Сам выиграл в значительной степени за счет того, что обвинял его в действиях по указке Пхеньяна, а Квон Ён Хэ, бывший руководитель спецслужб, использовал неофициальные каналы для насыщения массмедиа антикимдэджуновской дезинформацией.

В последующее время обвинения Ким Дэ Чжуна в «низкопоклонстве перед Севером» стали встречаться реже, но их основная суть была достаточно неприятна: президент пришел к власти на деньги Севера, и его «солнечная политика» направлена не столько на то, чтобы растопить лед взаимного непонимания, сколько на то, чтобы обеспечить таким образом северокорейскому режиму экономическую и политическую помощь. И широко обсуждаемый, но до конца не доказанный факт, что за Пхеньянский саммит 2000 г. Ким Чен Ир получил 400 млн долларов, должен был служить ударным оружием в президентской гонке 2002 г.

Тем не менее обвинения такого рода выдвигали не только против демократов. В начале правления Ким Дэ Чжуна активно раскручивали так называемый «сговор о перестрелке», согласно которому накануне выборов группа подозреваемых, близких к младшему брату Ли Хве Чхана, Ли Хве Сону, пыталась установить контакты с КНДР, дабы устроить в Пханмунджоме перестрелку, что должно было бы изменить соотношение голосов в пользу Ли Хве Чхана, кандидата на президентское кресло от тогдашней партии власти.

Казалось бы, с периода глобализации время подобных обвинений прошло, однако в правление Юн Сок Ёля мы обнаруживаем их возрождение. С одной стороны, в лексиконе консервативных политиков (включая самого Юна) и ютуберов начинает фигурировать термин «антигосударственные силы», под которым принято понимать просеверокорейские или прокитайские элементы, стремящиеся развалить страну, чтобы затем сдать ее Пхеньяну или Пекину. С другой стороны, после событий 3 декабря 2024 г. похожие обвинения начали выдвигаться демократами и в отношении самого Юн Сок Ёля. В оппозиционных СМИ и устами депутатов активно раскручивается информация[66] о том, что Юн и компания планировали разжечь конфликт на полуострове, спровоцировав Северную Корею на атаку, после которой можно было бы объявить военное положение. Якобы планировалось нанести удар по позициям, с которых северокорейские власти запускали в направлении РК аэростаты с мусором или устроить провокацию в районе спорных регионов акватории Желтого моря.

Начиная со времени правления Ким Ён Сама к обвинениям в связях с Севером добавилось «участие в преступлениях тоталитарного режима». Это позволило Киму, который всячески подчеркивал свой статус первого гражданского президента, пришедшего после долгих лет правления военных, затушевать свою связь с правящей партией, которая ввела его во власть, и осуществить целый ряд репрессий по отношению не только к Чон Ду Хвану и Но Тхэ У, но и к их политическому окружению. Тем более что с точки зрения общечеловеческих ценностей наказание преступников выглядело вполне легитимной мерой, невзирая на то, что за пресловутое соучастие в преступлениях тоталитарного режима можно было бы осудить любого, кто занимал хоть какой-то пост в то время.

Со временем после прихода к власти консерваторов эта тема сошла на нет. Тем не менее любая попытка воспринимать Чон Ду Хвана не исключительно в черном цвете вызывает негативную реакцию общества, и когда Юн (первый президент-консерватор, который регулярно отдавал дань памяти восстанию в Кванчжу) отметил, что «многие люди до сих пор считают, что Чон преуспел в политике, за исключением военного переворота и восстания в Кванчжу», он немедленно заслужил репутацию поклонника диктатуры, после чего президента стали представлять как ультраправого политика, который собирается воскресить старые времена.

Борьбу с коррупцией во власти, подробно рассмотренную в главе 6, тоже можно отчасти отнести к средствам политической борьбы, которые внешне выглядят абсолютно легальными. В условиях корейской бюрократической системы, где личные связи часто играют определяющую роль, обвинить в коррупции как оказании услуг в обмен на услуги можно практически любого, а пресса с готовностью создаст необходимый уровень шума. В этом случае торжественные мероприятия с угощением и выпивкой, устраиваемые кандидатом, можно представить не как деталь политической традиции, а как способ подкупа.

Потому война с политической коррупцией идет как бы всплесками. Первый происходит перед выборами, когда встречные обвинения в коррупции и обещания покончить с ней являются обязательным элементом политической борьбы конкурентов. Второй случается через некоторое время после взятия власти, когда, выждав необходимое время, победитель начинает ее передел, используя коррупцию как повод для смещения неугодных.

На первое место по «убойности» в коррупции вышли в правление Ким Дэ Чжуна, так как меньшее количество дел о злоупотреблениях властью в эпоху Ким Ён Сама можно объяснить как меньшей необходимостью в переделе власти, так и тем, что для снятия неугодных существовало более удобное средство – чиновника можно было убрать за те прегрешения, которые он совершил при военном тоталитарном режиме, а в год прихода к власти Ким Дэ Чжуна РК переживала экономический кризис, который было соблазнительно объяснить не только общими недостатками в структуре экономического развития страны, но и алчностью отдельных чиновников, которые своими личными амбициями и жаждой обогащения чуть не погубили страну.

В итоге, если не считать Ли Чжэ Мёна, от которого из-за счастливых совпадений некоторые обвинения отскакивают, подозрение в коррупции часто оказывается фатальным. Как отмечает И. Дьячков, зачастую достаточно и недоказанных обвинений: сам факт их появления приводит практически к «гражданской казни» политика, особенно если они начинают активно муссироваться в СМИ.

Следующие по частоте – обвинения в недостойном поведении. Чаще всего это упрек в том, что имярек ведет неоправданно роскошный образ жизни. При этом внимание заостряется скорее на наличии вилл или