Корея. Власть, идеология, культура - Константин Валерианович Асмолов

Г. Б. Булычев отмечает также насильственные методы ведения политической борьбы, которые распространяются не только на студенческие демонстрации, но и на действия внутри парламента. Это как собственно потасовки между членами разных фракций, так и бойкот заседания оппозицией, обструкция выступления кандидата от партии противника или иные методы недопущения депутатов «вражеской» партии к работе парламента либо изоляция руководства парламента для срыва его заседания. При этом такие методы особенно часто используются тогда, когда оппозиция оказывается в заведомом меньшинстве. В этих условиях правящая партия, несмотря на формальное большинство, вынуждена искать компромисс.

Так действовала оппозиция при Ли Сын Мане, а во время Второй республики ставшая оппозицией Либеральная партия использовала те же методы, устраивая многочасовую обструкцию или бойкотируя Национальное собрание во время принятия ключевого законопроекта. В период правления Пак Чон Хи бойкоты случались в 1965 (тогда на заседании Национального собрания даже произошла групповая драка), 1967, 1969 и 1970 гг. Из событий последнего времени можно вспомнить 14 июля 1990 г., когда 79 парламентариев от оппозиции подали в отставку в знак протеста и начали собирать подписи за перевыборы в Национальное собрание, или ситуацию середины 2002 г., когда острое противоборство двух группировок почти парализовало работу парламента.

Впрочем, такие насильственные методы можно расценить как продолжение фракционной борьбы, исключающей возможность компромисса. Отсутствие логики в политике и то, что корейская оппозиция, как правило, всегда против любого правительственного проекта, отмечалось не раз.

Другой вариант привлечения к себе внимания в критической ситуации можно условно назвать «членовредительством». Хотя в Корее не было традиции кодифицированного способа сведения счетов с жизнью, однако идея самоубийства ради сохранения чести или демонстративного самоубийства в знак протеста присутствовала. Часто это был последний шаг конфуцианского чиновника, который не в силах изменить положение вещей, тем более что самоубийство является не только дополнительным «шоковым» элементом привлечения внимания к проблеме, но и своеобразной демонстрацией личной незаинтересованности.

Такая практика была, например, очень сильно распространена среди студенческих радикалов, «любимым» способом самоубийства среди которых было облиться бензином, поджечь себя и выпрыгнуть из окна на стоящую внизу полицию. Последствия такого броска автор видел лично.

Если же речь идет о самоубийстве обвиненного в коррупции или ином преступлении, то, с одной стороны, после смерти дело закрывается, так как вина смыта кровью, с другой – считается, что невиновный боролся бы до конца, так что смерть приравнивается к признанию и искуплению. При этом игнорируется возможность для очень неэтичной комбинации, когда сначала жесткое психологическое давление доводит жертву до суицида, а потом уже никому особенно неважно, насколько весомыми были обвинения.

В этом контексте я хотел бы обратить внимание на серию самоубийств в правление Но Му Хёна: Нам Сон Гука, который в предсмертном послании фактически обвинил в своей смерти президента, руководителя «Хёндэ» Чон Мон Хуна (выбросился из окна своего рабочего кабинета в небоскребе и обвинялся в том, что был одним из главных действующих лиц в незаконной передаче денег северокорейскому режиму в обмен на согласие КНДР принять участие в саммите 2000 г., мэра Пусана Ан Сан Ёна (которому Но в свое время проиграл на выборах мэра)[68] и др., которые стали катализатором, ускорившим принятие парламентом решения об импичменте Но Му Хёну, так как многие детали поведения президента были, как мне кажется, «на грани фола». Примером тому история Нам Сон Гука, руководителя одного из предприятий, входящих в состав корпорации «Хёндэ». Незадолго до президентских выборов 2002 г. Нам обратился к старшему брату Но Му Хёна с незначительной взяткой и просьбой о том, чтобы Но Му Хён похвалил его фирму, обеспечив ей этим скрытую рекламу. Но, однако, велел брату деньги вернуть, уголовного дела возбуждать не стали, и инцидент тихо замяли.

Однако (незадолго до голосования в парламенте, где должен был решиться вопрос, объявлять Но импичмент или нет) на очередной пресс-конференции Но Му Хён привел в качестве примера эту историю. При этом он не только сместил акценты, но и закончил разговор на эту тему разъяснением: «Мы не просто примем все меры к тому, чтобы этот человек никогда не получил должность, но чтобы подобные ему люди, получившие хорошее образование в престижных вузах и до сих пор жившие припеваючи, вообще никогда не приходили бы к нам, простым парням из деревни, пытаясь вручить свои грязные деньги».

Потерявший лицо бизнесмен понял, что на фоне политических интриг ему уготована роль козла отпущения, бросился с моста в Ханган, но перед прыжком он позвонил в прокуратуру, рассказал свою версию произошедшего и сказал, что, поскольку у него нет возможности обелить себя иным способом, он решил уйти из жизни. В остальных случаях также имела место публичная травля, инициатором которой был лично президент, не стеснявшийся употреблять бранные высказывания.

Достаточно часто встречается и отрезание пальца или его фаланги, знакомое нам по истории Ан Чжун Гына: в 1987 г. европейские журналисты были шокированы, когда кто-то из сторонников Ким Дэ Чжуна прилюдно отрубил себе фалангу пальца на руке и написал имя своего кандидата в президенты на своей куртке собственной кровью.

В качестве более мягкого способа привлечения к себе внимания и формирования образа борцов с оппозицией политические деятели Кореи достаточно часто прибегают к голодовке. Двухнедельная голодовка Ким Дэ Чжуна в 1990 г. для того, чтобы привлечь внимание к реформе, широко освещалась в СМИ. В 1965 г. в знак протеста против установления дипломатических отношений с Японией голодал экс-президент Юн По Сон. К голодовке прибегали и Ким Ён Сам, голодавший 23 дня в начале 1980-х гг., выступая против режима Чон Ду Хвана, и сам Чон Ду Хван, неудачно пытавшийся голодать в тюрьме после своего ареста, и Ли Чжэ Мён, поставивший новый рекорд голодания и обогнавший Кима на день.

Требование личного извинения, заметим, тоже характерно, причем не обязательно от корейского политика. Например, члены проходящих антиамериканских демонстраций в связи с гибелью двух детей во время военных маневров требовали, чтобы свои извинения корейскому народу принес лично Джордж Буш. Учитывая конфуцианскую политическую культуру, в которой практика публичного признания своих ошибок означает крайнюю степень виновности и этого стараются избегать, заставить противника извиниться – куда более серьезная мина под него, чем в европейской традиции. К тому же такие публичные извинения оформляются как покаяние или признание своей некомпетентности, что очень сильно разрушает харизму человека как лидера. Именно поэтому оппозиция и не только требовала от Юн Сок Ёля извинений за гипотетический проступки жены, несмотря на их слабую доказанность.

Работа под фальшивым флагом встречается, но