Проклятый Лекарь. Том 7 - Виктор Молотов

— Там… там энергия бешеная. Пульсирует как… как разъяренное сердце. Но она злая. Агрессивная. Темная. Как будто что-то пожирает человека изнутри.

— Идем, — скомандовал я.

Вошли. Реанимация — четыре койки, отгороженные ширмами. На первой — молодая девушка.

Лет двадцать, не больше. Красивая — даже сейчас, без сознания, это было видно. Длинные темные волосы разметались по подушке. На ИВЛ — аппарате искусственной вентиляции легких. Трубка в горле, аппарат дышит за нее. Кожа желтоватая — не загар, а желтуха. Губы синие — цианоз.

Родители сидели рядом, держали ее за руки. Мать плакала беззвучно, слезы текли не переставая. Отец смотрел в одну точку остекленевшим взглядом.

— Что с ней? — спросил я дежурного врача.

Доктор Семенов — опытный реаниматолог, но сейчас выглядел растерянным:

— Не знаем! Поступила вчера вечером. Рвота, понос, спутанность сознания, потом — кома. Рудаков осмотрел, сказал — острая кишечная инфекция. Назначил антибиотики широкого спектра — цефтриаксон, метронидазол. Но ей становится только хуже! Печеночные ферменты зашкаливают, почки отказывают!

Я подошел к девушке. Активировал некромантическое зрение на максимум.

Жива была хаотичной, мечущейся, как пламя на ветру. В районе печени находилась настоящая черная дыра. Печень умирала. Почки тоже темнели — начинали отказывать.

Наклонился, принюхался. Нюхль тоже подошел, ткнулся костяным носом в койку, зафыркал.

Запах был едва уловимый, но характерный. Сладковатый, с металлическим привкусом. Как гнилые грибы.

О тьма. Это же…

— Это не инфекция, — сказал уверенно. — Это отравление грибами. Бледная поганка. Аматоксины — яды бледной поганки — разрушают печень и почки.

— Но она ничего такого не ела! — возразила мать. — Мы следим за ее питанием! Она на диете!

— Ела. Вспоминайте. Может, в ресторане? В гостях? Грибной соус? Жюльен? Грибной суп? Паштет?

Родители переглянулись. Отец внезапно хлопнул себя по лбу:

— Точно! Она же была на дне рождения подруги позавчера! Лена хвасталась, что сама собирала грибы в лесу! Подавала грибной паштет! Говорила, что это шампиньоны!

— Вот и ответ. Это были не шампиньоны. Аматоксины бледной поганки. Печень уже в стадии острого некроза — массовая гибель клеток. Почки тоже начинают отказывать. Классическая картина отравления.

— Она умрет? — прошептала мать.

— Нет, если я смогу помочь. Немедленно готовьте аппарат для гемодиализа! Нужно очистить кровь от токсинов! И ищите донорскую печень! Срочная трансплантация — пересадка! У нас есть двенадцать часов максимум!

— Но где взять печень так быстро⁈ — запаниковал Семенов. — Лист ожидания огромный! Совместимость нужно проверять!

— Это уже ваши проблемы! Звоните в другие клиники, в министерство здравоохранения, в институт трансплантологии! Хоть президенту звоните! Девушка умрет, если не найдете донора!

Семенов побежал звонить.

Родители смотрели на меня как на бога. Или как на последнюю надежду. Что, в общем, одно и то же.

— Вы… вы спасете ее? — прошептала мать.

— Сделаю всё возможное. Но нужна печень. Срочно. Или хотя бы часть печени — она способна регенерировать.

— Мы заплатим сколько угодно! — выпалил отец. — Миллион! Десять миллионов!

— Деньги тут не помогут. Нужен подходящий донор. Совместимый по группе крови, резус-фактору, HLA-антигенам.

Отец вдруг встал. Решительно, как будто принял важное решение:

— Я подойду? Я ее отец! Возьмите мою печень! Всю!

— Всю нельзя — вы умрете. Но часть — можно. Печень восстановится. И да, родственная печень — лучший вариант, меньше риск отторжения. Бегите сдавать кровь на совместимость! Быстро!

Они убежали как ошпаренные.

А я почувствовал мощный прилив Живы — восемь процентов разом. Надежда родителей, их готовность на всё ради дочери — это чистейшая жизненная энергия. Концентрированная любовь.

— Костик! — крикнул я. — Записывай! Реанимация, девушка двадцать лет, имя выяснить! Отравление бледной поганкой! Острая печеночно-почечная недостаточность! Срочный гемодиализ! Подготовка к трансплантации печени!

— Есть! Всё записал!

К концу второго часа мы осмотрели всех тяжелых пациентов. Спасли троих от неминуемой смерти — диабетичку, сердечника, отравленную. Предотвратили осложнения у десятка — вовремя поменяли антибиотики, скорректировали дозы, отменили неправильные назначения. Поставили правильные диагнозы всем семидесяти трем пациентам.

С чувством выполненного долга я вернулся в ординаторскую. Ноги гудели, спина ныла, голова раскалывалась. Но это была приятная усталость — усталость после хорошо выполненной работы.

На доске красовалась полная схема отделения. Каждая палата была отмечена. Каждый пациент учтен. Диагнозы, назначения, особые отметки — всё расписано.

Костик дописывал последние данные. Парень выглядел измотанным, но гордым:

— Святослав Игоревич, всё готово! База восстановлена! Ну, не электронная, но бумажная! Все данные есть!

— Молодец. Можешь собой гордиться. Сегодня ты спас несколько жизней. Косвенно, но спас.

— Спасибо… Я… никогда не забуду этот день.

Сомов и Бестужев ждали меня у окна. Переговаривались вполголоса, поглядывая на схему.

Их лица выражали смесь облегчения и благоговения. Как будто они увидели чудо. Хотя для них это и было чудом — человек без единого анализа поставил диагнозы семидесяти трем пациентам. И все оказались правильными.

— Невероятно, — выдохнул Сомов. — Вы сделали невозможное. За два часа восстановили работу всего отделения! Это выше человеческих возможностей!

— Без анализов, без историй болезни, без ничего… — добавил граф. — Как? Как вы это делаете?

— Профессиональное чутье, — пожал плечами я. — Плюс опыт. Плюс нестандартные методы диагностики. Когда работаешь с пациентами каждый день, начинаешь видеть болезнь по мелким признакам. Цвет кожи, запах, поза, дыхание — всё это подсказки.

На самом деле, некромантическое зрение творит чудеса. Вижу потоки Живы, вижу, где она блокирована, где течет неправильно, где иссякает.

Любая болезнь — это нарушение течения жизненной энергии. Рак — неконтролируемый рост. Инфекция — вторжение чужой энергии. Инфаркт — блокада канала. Но им об этом знать необязательно. Пусть думают, что я гений. Так даже лучше для репутации.

Проверил внутренний счетчик. Сосуд Живы показывал восемьдесят два процента.

Было сорок два. Плюс пять от диабетички. Плюс семь от сердечника. Плюс восемь от родителей отравленной. Плюс еще двадцать по мелочи — от других пациентов, их родственников, от персонала.

Неплохо. Очень неплохо для пары часов работы. Сорок процентов чистой прибыли. Рудаков, сам того не зная, сделал мне отличный подарок. Его саботаж обернулся для меня пиром Живы. Если бы он знал, что помог мне — повесился бы от злости.

Бестужев подошел, положил тяжелую руку на мое плечо. Граф был крупным мужчиной, под два метра ростом. Бывший военный, сохранивший выправку. Его рука весила