Третий Рим. 500 лет русской имперской идеи - Илья Сергеевич Вевюрко

То, как Филофей упирает на покаяние, отличает его проповедь от всякого рода утопических и хилиастических проектов. Покаяние категорически противостоит утопии: оно заполняет собою весь, каким бы протяженным он ни был, промежуток между должным и сущим, идеалом и действительностью, который в ином случае заполняется ложью, рисовкой, фразой.

Эта сторона вопроса практически упущена в исследованиях Третьего Рима. Спорят о том, универсалист Филофей или изоляционист (или парадоксально – то и другое), оптимист или пессимист, говорят о его предостережениях, опасениях и страхах, надеждах, приверженности к централизации, готовности обличать великокняжескую власть и защищать бедных, о Москве и России, Риме и Иерусалиме. Все так, но что если ничего не получится, если все рухнет, как мы того заслуживаем на самом деле? Вокруг этой страшной перспективы образуется настоящий заговор молчания, едва ли не в магическом смысле слова «заговор». Между тем, оно и рухнуло, например, в Смутное время, но русских людей это нимало не смутило, потому что аскетический принцип «упал – вставай и иди» оставался доминантой их жизни, и потому что надежда была не на человека, культ личности которого, будь это даже ты сам, оставляет по себе гнетущую пустоту, но на Бога, Который «поругаем не бывает».

Неудивительно, что старец Филофей стал сегодня для многих раздражающим фактором. С одной стороны, его именем действительно можно прикрыть срам номинальности «возрождения», состоящего в льстящей национальному самолюбию фразе, особенно если цитировать его, не вникая. Но внимательное чтение древнерусских текстов служит противоядием от этого упоения. Они учат не очаровываться, когда подманивают на фразу, а ставить вопросы ребром. И поэтому тоже серьезное обращение к древнерусскому наследию может вызывать страх. Аскетика требует исправления деятельного, в то время как оппоненты имперской фразеологии зачастую готовы примириться с той же реальностью при изменении фразы; их пугает не та пустота, которая вывеской империи прикрывается, но начертанная на вывеске этика служения и самоотверженности, которая точно так же пугает их оппонентов. Мы никогда не выйдем из замкнутого круга, пока не признаем, что «традиция» может быть симулирована, и не возымеем волю к отличению симуляции от действительности.

Раздражение древнерусским автором, его простотой и непритязательностью – он еще слишком близок к действительности, не успел облечься в мудреную фразу – сквозит в таких оценках, как эта: «Надо сказать, что для сугубо исторического взгляда… влияние текста Филофея на русские идеологические построения представляется нелепым. Ведь лишь в XIX веке начинается научное изучение идеи. Впервые послания старца Филофея были опубликованы в “Православном собеседнике” в 1861–1863 годах, тогда-то о них узнала образованная публика. Но идеи имеют другую жизнь, нежели исторические документы. Церковная православная мысль была в каком-то смысле хранительницей основных архетипических смыслов русской культуры. Время от времени эти смыслы выходили на поверхность» [133]. В общем-то, все так и есть, как сказано в конце этой цитаты, но автор ее упустил из виду сразу два момента: во‐первых, что послания Филофея цитируются между XVI и XVIII веками неоднократно; во‐вторых, что дело даже не в достопамятной личности старца, но как раз в этой самой «церковной православной мысли». Архетипические смыслы, выходящие на поверхность, – их надо признать или наоборот проигнорировать? и если второе, то что делать потом с культурой народа без ее архетипических смыслов?

Сохранность православной имперской идеи превосходна: как все настоящие идеи, она не умирает, разве что покоится какое-то время подобно семени в сухой земле. Но ее сила, как мы видим, зависит от силы самого православия в обществе, и обманываться на этот счет – значит готовить себе большие разочарования. Грустно разочароваться в самих себе, незаметно впавших в пафосное лицемерие и выдавших желаемое за действительное. Для признания себе в том, что не экспансионизм или изоляционизм, не избыточная жестокость или мягкость, но именно лицемерие составляет главную проблему нашего сегодняшнего мышления, требуется мужество. Зато здесь же вырастает спасительное: разрыв с лицемерием сразу выводит христиан к их цели, живой вере. Следовательно, отказ от красивых слов и покаянное перед Богом признание действительности, вплоть до настоящего момента, служит тому, о чем говорят красивые слова, тогда как сами по себе эти слова служат нередко противоположному.

Или, как сказано в славянском тексте пророка:

«Не надейтеся на себе во словесех лживых, понеже весьма не упользуют вас, глаголюще: храм Господень, храм Господень, храм Господень есть. Яко аще исправляюще исправите пути ваша и умышления ваша, и творяще сотворите суд посреде мужа и посреде искренняго его, и пришельцу и сиру и вдовице не сотворите насилия, и крове неповинныя не излиете на месте сем, и вслед богов чуждих не пойдете на зло вам, вселю вас на месте сем, в земли, юже дах отцем вашым от века даже и до века. Аще же вы надеетеся на словеса лживая, отонудуже не будет вам пользы, и крадете и убиваете, и блудствуете и кленетеся лживо, и жрете Ваалу и ходите вслед богов чуждих, ихже не весте, яко во зло вам суть, и приидосте и стасте предо Мною в дому сем, в немже призвано есть имя Мое, и рекли есте: удалихомся, еже не творити вся мерзости сия: еда вертеп разбойником есть дом Мой, в немже призвася имя Мое тамо, во очию вашею? И се, Аз видех, глаголет Господь (Иеремия 7:4–11).

Рекомендуемая для изучения литература

Основная

Малинин В. Н. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания. Киев, 1901 [134].

Синицына Н. В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции. М.: Индрик, 1998.

Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений в 2-х томах. М.: Даръ, 2002.

Волоколамский патерик. М.: Лето, 2011.

Дополнительная

Литература Древней Руси. Биобиблиографический словарь. М.: Просвещение, 1996.

Мильков В. В., Симонов Р. А. Кирик Новгородец: ученый и мыслитель. М.: Кругъ, 2011.

Вальденберг В. Е. История византийской политической литературы. СПб.: Дмитрий Буланин, 2008.

Иерусалим в русской культуре. М.: Наука, 1994.

Преподобные Иосиф Волоцкий и Нил Сорский. Сборник статей. М.: Русский издательский центр, 2011.

Алексеев А. И. Под знаком конца времен. Очерки русской религиозности конца XV – начала XVI вв. СПб.: Алетейя, 2002.

Иван Грозный и иезуиты: миссия Антонио Поссевино в Москве / сост. И. В. Курукина. М.: Аграф, 2005.

Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI–XVII веков. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений