Пепел перемен, Том 6: Тень железной руки - Илья Витальевич Карпов

вышел за дверь. Он мог запросто пройти десятки миль без сна и остановок, однако сейчас ощущал давно позабытое чувство усталости. Оно пронизывало ни ноги и ни руки, а саму душу. Инквизитор не нуждался в дыхании, однако почувствовал острую потребность шумно втянуть влажный воздух пасмурного дня. Стало заметно легче. Что за чертовщина сейчас произошла?

Пение затихло, а вскоре окончилась и служба. Сёстры покидали церковь и разбредались по своим местам, кто к деревьям, кто к грядкам. Настоятельница вышла так же, как и вошла — последней. Увидев Грегориона, она изобразила губами лёгкую улыбку.

— Служба пришлась вам не по нраву?

— Решил подышать воздухом, — как можно непринуждённее ответил инквизитор. — От благовоний заболела голова.

— Вашему другу лучше?

— Да, спасибо, досточтимая матушка Ферлисса. Благодарю вас и вашу обитель.

— Благодарите богов, — кивнула настоятельница. — После ужина приглашаю вас на беседу. Найдёте сестру Кейтлин, она моя приоресса и знает, куда вас отвести.

— Но ведь святой Беренгар учил, что любая работа познаётся в отдыхе. Не лучше ли будет вам отдохнуть после праведных трудов?

— Я не отказала вам в приюте, так не откажите и вы мне, — сказав это, матушка Ферлисса ушла прочь.

Весь оставшийся день Грегорион пробыл на воздухе, отзываясь на нечастые просьбы монахинь о помощи. Несколько раз он навещал больницу, где оставались Дэйн и Мерайя. Принцессе стало легче, и она даже смогла немного поесть, да и рука рыцаря понемногу заживала. Вечером, когда солнце вот-вот должно было коснуться горизонта, Грегорион, как и прежде, украдкой отнёс испачканную кровью солому в заросли камыша у берега. «Подстилка на кровати становится всё тоньше, — думалось ему. — Надеюсь, принцессе достаточно мягко спать.»

Впрочем, это было уже не важно: уже завтра им предстоит покинуть монастырь. Настоятельница просила о встрече, значит следовало найти приорессу, сестру Кейтлин. Однако, когда инквизитор возвращался к больнице, девушка уже ждала его у дверей.

— Вашим друзьям уже принесли ужин, — девушка склонила голову. — Следуйте за мной.

Грегорион приоткрыл дверь и увидел Дэйна и Мерайю, с аппетитом уплетающих скромную монастырскую снедь.

— Скоро вернусь, — коротко сказал им инквизитор и отправился за монахиней.

Вскоре он, к своему удивлению, оказался в жилых помещениях монастыря, куда не принято пускать посторонних. Приоресса вела Грегориона мимо трапезной, по лестнице на второй этаж, потом мимо спален для серых и белых сестёр и, наконец, остановилась у закрытой двери самого скромного вида.

— Матушка Ферлисса ждёт вас, — сказала она и ушла прочь быстрым шагом.

Келья настоятельницы была хоть и скромна, но всё же Грегорион ни за что не спутал бы её убранство со спальнями сестёр. Первым, что бросилось в глаза, оказался пол, который украшал широкий ковёр с причудливым узором. На небольшом круглом столике стоял серебряный канделябр в виде знака Троих: круга, со вписанным в него треугольником, на каждой вершине которого горело по свече. Рядом находился глиняный кувшин и две винные чарки с тем же знаком на блестящих полированных боках.

Самой настоятельницы здесь почему-то не было, однако стоило инквизитору сделать шаг по скрипучей половице, как матушка Ферлисса тут же появилась из-за неприметной узкой дверцы с противоположной стороны комнаты.

— Вы уже явились, — с лёгкой улыбкой произнесла она. — Я только что закончила вечернюю молитву.

— Вы молитесь в опочивальне?

— Прежде всего молитва исходит из сердца. К тому же, настоятельница может молиться где угодно. Прошу, садитесь.

— Простите, я не знаком с вашими порядками… — проговорил Грегорион, занимая место у стола в надежде, что табуретка устоит под его весом. Дерево скрипнуло, но выдержало.

— Это простительно. Святой Беренгар, первый монах, записал их в своём «Regula Berengari». Там он в тридцати трёх главах изложил все правила, необходимые к соблюдению, будь то монашеское братство или сестринство.

Сказав это, настоятельница наполнила чарки из кувшина.

— Это вино? — нахмурился инквизитор.

— Пейте, — ответила матушка Ферлисса. — Устав предписывает разделить с путником кров и пищу. В этом святой Беренгар не слишком расходится с энгатскими обычаями гостеприимства.

— Но ведь вино…

— Пищей зовётся всё, что мы вкушаем во благо тел наших, — проговорила настоятельница. — И вино исключением не является. Мы ведь не собираемся напиваться вдрызг. К тому же вы так нам помогли, грех не отблагодарить вас.

Грегорион не боялся, что вино помутит его разум, поэтому смело осушил чарку в несколько глотков. Настоятельница тут же наполнила её снова.

— Интересный вкус, — соврал инквизитор: в винах он совсем не разбирался.

— Этот напиток из монастыря Пречистой Ариманты, что в Драконьей долине. По преданию, святая дева Ариманта была столь чиста душой и крепка верой, что драконы перед ней становились кроткими, как агнцы. За то она и заслужила титул Пречистой, — монахиня прикоснулась губами к чарке и добавила: — Совсем как Агна.

— Вы говорили, она выросла здесь?

— Верно, в этих самых стенах. Это было… наверное, семь или восемь лет назад, после первого восстания Одеринга. Когда армию будущего короля разбили, он был вынужден бежать и скрываться на островах. Хартланд наводнили лихие люди. Они устроили на этих землях настоящий ад, грабили, жгли и убивали, а тогдашний король и не думал им мешать… Тогда-то в одно утро я увидела щуплую фигурку, шагающую к монастырю. То была девочка, не старше одиннадцати, совсем ещё дитя, вся в ссадинах и синяках. «Что за чудовище могло сотворить такое с ребёнком⁈» — подумала я тогда и до сих пор порой задаюсь этим вопросом.

— Война беспощадна, — задумчиво проговорил Грегорион и отпил из чарки.

— Одним богам известно, что довелось ей пережить… Едва добравшись до стен монастыря, бедняжка упала без сознания. Белые сёстры осмотрели её, но не нашли серьёзных ран или увечий. Вот только… — настоятельница тяжело вздохнула и продолжила: — Вот только девицей она уже не была. Очнувшись, она ела не больше цыплёнка и не могла вымолвить ни слова, лишь на третий день девочка произнесла своё имя: Агна.

На душе Грегориона сделалось горько. Он тягостных мыслей пересохло во рту, и он осушил ещё одну чарку вина.

— Наверняка её обидчик давно мёртв. Когда Эдвальд Одеринг стал королём, он повесил немало разбойников и мародёров.

— Слава богам, если так оно и есть. Однако все те беды, что перенесла Агна, несомненно, закалили её дух и позволили ей стать той,