Семь эпох Анатолия Александрова - Александр Анатольевич Цыганов

внутри Анатолия Петровича на этом опять не успокоился. Теоретически выходило, что эффективность процесса можно повысить за счёт использования низкотемпературного пара. Нужно для этого лишь тепловой насос сконструировать, который позволял бы вторичное использование пара.

Надо – сделали. В результате добились очень серьёзного результата – стали получать 200 граммов обогащённого до двух процентов урана в сутки.

Но это было не всё. Параллельно перед новым директором ИФП была поставлена задача продолжения всех прежних работ института, в том числе таких, с которыми не справились под руководством Капицы. А главной задачей было поставлено обеспечение способов получения дейтерия в больших количествах.

В общем, стала понятна вторая или даже третья составная часть комбинации начальства с Капицей. Александров как практический опытник был на голову выше Петра Леонидовича при всех того великолепных открытиях. У него получалось придумывать, изобретать и тут же строить установки для практического применения, буквально готовые технологически. Вот ему это всё и поручили. И для начала – освоить низкотемпературную технологию глубокого обогащения тяжёлой воды.

Пошли уже традиционным путём: работать, параллельно разбираясь в физике процесса, для чего сперва сделать небольшую лабораторную установку. А по ходу дела – строить большую полупроизводственную установку. И в это же время разрабатывать проект крупного завода. Пусть у нас потом половина этого проекта окажется негодной, мы её переделаем, но, во всяком случае, сэкономим очень много времени, был убеждён Анатолий Петрович. И эту убеждённость постарался передать коллективу.

Сомнения в коллективе, надо сказать, бродили. Ведь там не столько физика сложна, сколько технология – провести настолько глубокую очистку водорода, чтобы исключить всякого рода неприятности. А неприятности могли быть крупными: при получении водорода электролитическим методом в нём остаётся некоторое количество кислорода. А тот вымерзает, то есть принимает кристаллическую форму, при температуре выше, нежели та, при которой водород становится жидким. А значит, в установках намерзает кислородный лёд, который в водородной атмосфере способен прекрасным образом взрываться. «Очень такая эффектная вещь. Голубой такой огонь, и потом – бенц! Всё взрывается к чёртовой матери», – ёмко описывал позднее Анатолий Петрович.

Между прочим, тот «наезд» Берии на Александрова, о котором шла речь ранее, и произошёл по результатам одного такого взрыва, который уничтожил первую опытовую установку по ректификации жидкого водорода.

Ну а какой реакции стоило ожидать от Александрова? Верно: вместе со своими сотрудниками он построил в парке возле института специальную лабораторию, где и производились в исследовательских целях взрывы твёрдого кислорода в водороде. И в результате наработали регламент по времени работы водородной установки с тем содержанием кислорода, который можно гарантировать, ибо полного его удаления нельзя добиться физически. Затем установка размораживается, очищается, снова включается – и работает до окончания следующего гарантийного срока по регламенту.

Школа Александрова: опытно проверено – регламентировано – надёжно. Как это было с размагничиванием кораблей.

И что ещё типично для его научного метода: при всей практичности такого подхода открываются пути к новым научным и техническим целям. В данном случае отработанная технологичность получения тяжёлой воды могла использоваться в освоении термоядерной энергетики, где необходим дейтерий. И используется.

А венчает эту работу совсем интересный эпизод, который более чем полно показывает характер Анатолия Александрова. Как, впрочем, и Петра Капицы:

«Уже после того как опять Капица был назначен директором института <в 1955 г.> (а завод уже к этому времени проработал года три и хорошо работал) возник вопрос о присуждении Государственной премии по этому делу.

И мне позвонил Капица в институт. А я в это время, значит, был уже в Институте Атомной энергии. Он мне позвонил в институт и говорит: «Вот так и так, Анатолий Петрович (а это первый мой с ним разговор), вот собираются эту работу выдвигать на премию. И, значит, Вас и меня в том числе». Я говорю: «Знаете, Петр Леонидович, в этой работе, хотя мне пришлось много над этим делом потрудиться, но идея была не моя, моя была только организационная деятельность в этом. Я не считаю, что я должен участвовать в этой премии. Отлично работал весь коллектив, надо их и выдвигать. Идея была Ваша. А с моей стороны, я только содействовал исполнению этой работы. Так что я отказываюсь от того, чтобы принимать в этом деле участие». А в это время я был уже в комитете по госпремиям. И когда эта работа рассматривалась, я ее отлично поддержал, и им присудили премию. Но Капица, значит, после того как я отказался, он тоже отказался. И с тех пор у меня с ним установились приличные отношения». [1, с. 123]

* * *

Когда в ИФП увидели, что Александров ничего – и никого – ломать через колено не собирается, коллектив института начал потихоньку оттаивать. Свою роль в улучшении отношений сыграла и общая работа над водородом. «И главное, что как-то со всем коллективом у меня образовались на этом деле очень хорошие отношения», – вспоминал позднее Анатолий Петрович.

Почти все – кроме самых новеньких – сотрудники ИФП знали друг друга или по физтеху, или максимум от тех, кто знал друг друга по физтеху. Да и авторитаризм Капицы, вкупе с его тяжёлым характером, так, если честно и в глубине души, многих всерьёз задевал. Прозвище Кентавр недаром к нему прилипло после одной ставшей известной истории.

Это произошло, когда академик Абрам Исаакович Алиханов, шокированный грубостью Капицы во время встречи с ним, спросил возмущённо Александра Шальникова, фактически со-организатора ИФП: «Да кто же ваш директор – человек или скотина?» И добрейшей души человек, как его характеризовали коллеги, Шальников ответил мгновенно: «Он – кентавр. Не с того конца подойдёшь, лягнёт, да ещё как!»

А стиль Александрова – деловой, немного отстранённый (такой он начал в себе отрабатывать), но в то же время дружелюбный и предупредительный – людям постепенно стал импонировать. Тот же Ландау, спасённый Капицей от очень плохой участи обращением прямо к Сталину, поначалу смотрел на Анатолия Петровича если не волком, то этакой затаившейся на дереве рысью. Но и он тоже помягчел после того, как новый директор укрепил денежно и предметно его математическую лабораторию, где всего-то было до того два сотрудника.

К тому же Ландау с Капицей соединяли далеко не одноцветные отношения. В Лондоне, когда они оба работали у Резерфорда, Дау, как называли Льва Давидовича в своём кругу, на вечерах у Капицы постоянно дразнил хозяев. Причём на очень сколькой теме и очень на грани фола. Мол, «неужели Анна Алексеевна и Пётр Леонидович осуждены на пожизненное созерцание друг друга, они и в самом