Биология в фокусе. Естественные отделения университетов Российской империи (1830–1900) - Екатерина Юрьевна Жарова

биологического профиля физико-математических факультетов оставались медицинские факультеты. Если среди профессоров 1820‑х гг. было только три выпускника физико-математических факультетов российских университетов (В. М. Тимьянский, Н. Ф. Кулаков и М. А. Максимович), не считая двух выпускников Педагогического института, то среди профессоров, занимавших кафедры биологического профиля на естественных отделениях физико-математических факультетов в 1830–1850‑е гг., уже пятеро окончили физико-математические факультеты: А. В. Чернай, профессор зоологии Харьковского университета, выпускник Главного педагогического института, Р. Э. Траутфеттер, профессор ботаники Университета святого Владимира, выпускник философского факультета Дерптского университета, А. С. Рогович, выпускник и профессор ботаники Университета святого Владимира, К. Ф. Кесслер, профессор зоологии Университета святого Владимира, затем Санкт-Петербургского университета, выпускник физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета, Н. А. Варнек, профессор зоологии и сравнительной анатомии Московского университета, окончивший естественное отделение Санкт-Петербургского университета.

Профессор зоологии Петербургского университета С. С. Куторга учился на физико-математическом факультете Санкт-Петербургского университета, однако не окончил его, так как был принят в число профессорских стипендиатов и отправился на стажировку в Дерпт. В Дерптском университете он слушал не только курсы по зоологии, в которой специализировался, но и по медицине и в конце концов получил ученую степень доктора медицины, как и профессора-биологи, которые были выпускниками медицинских факультетов.

В отношении же происхождения профессоров-биологов физико-математических факультетов первой половины XIX в. преобладали выходцы из духовного сословия, иностранцы и дети профессоров (чаще из иностранцев), хотя дворянское происхождение не было исключительным явлением. Но из пяти профессоров-дворян двое были представителями обедневших родов, один – поляком по национальности и один – прибалтийским немцем.

К середине XIX в. биологические науки сделали большой шаг вперед, в связи с чем требовалось внедрять в учебный процесс не только практические занятия и новые дисциплины, но и менять отношение профессоров к занятию наукой, так как в большинстве своем это были люди уже преклонного возраста, чьи научные труды можно было пересчитать по пальцам. После смерти Николая I в России наступила новая эпоха, когда студенты требовали «хорошего» профессора, а неугодного могли и освистать на лекции. Профессор прежней эпохи, пусть и хороший оратор и ученый, каким был, например, К. Ф. Рулье, должен был остаться в прошлом.

Такая же слава и любовь студентов, как у К. Ф. Рулье, была у профессора зоологии Санкт-Петербургского университета С. С. Куторги, чье изложение лекций «было чрезвычайно интересно, аудитория на его лекциях была всегда полна студентами»[652]. Д. В. Аверкиев, учившийся в конце 1850‑х гг., критиковал С. С. Куторгу за то, что он повторялся и говорил много лишнего, но и он признавал любовь студентов к старому профессору. Необходимо принимать во внимание то, что Д. В. Аверкиев учился в конце 1850‑х гг., когда на авансцену выходил другой тип профессора – не оратора, но ментора, наставника в практических занятиях, которые было необходимо расширить, что, естественно, чувствовалось студентами эпохи Великих реформ.

После смерти императора Николая I по инициативе министра народного просвещения А. С. Норова были возобновлены заграничные стажировки. Министр заявил «о необходимости, чтобы каждый профессор по своей кафедре, внимательно следя за лучшими студентами, если они окажут расположение к ученому званию, подготовлял их специально к профессорским обязанностям и доводил о последующем, чрез посредство своего начальства, до сведения министерства, с тем, чтобы молодых людей, отличных по своим способностям, посвящающих себя наукам и уже испытанных министерством чрез поручение им преподавательских должностей, посылать за границу для усовершенствования в избранных предметах и для полного приготовления к профессорскому званию»[653]. Александр II одобрил это предложение 5 марта 1856 г.

А. Е. Иванов рассматривает этот государственный акт как «прелюдию» к окончательному введению в систему университетского образования института «профессорских кандидатов»[654]. Среди биологов, отправленных на стажировку в Европу после этого постановления, были: от Санкт-Петербургского университета доктор ботаники Л. С. Ценковский на один год (с обязанностью прослужить не менее шести лет профессором), от Московского университета ботаник, доктор естественных наук С. И. Гремяченский на три года, от Харьковского университета ботаник, доктор естественных наук С. С. Щеглеев на один год, доктор зоологии А. Ф. Масловский на один год и три месяца для занятия сравнительной анатомией, физиолог, доктор медицины И. П. Щелков на три года. Ботаники С. И. Гремяченский и С. С. Щеглеев, к сожалению, из заграничной командировки не вернулись. Первый скончался[655] во время поездки на Гиорских островах в Средиземном море в мае 1858 г., второй был вынужден вместо научной стажировки выехать в Европу на лечение, которое оказалось безрезультатным, и С. С. Щеглеев умер[656] в Париже в сентябре 1858 г. Таким образом, в конце 1850‑х гг. стажировку прошли только три профессора-биолога, которые впоследствии вернулись в университеты. Но следует сказать, что все они служили в университетах до отправки в Европу, имели ученые степени, поэтому как таковыми «профессорскими кандидатами» их назвать сложно.

В целом к началу 1860‑х гг. в университетах сложилась непростая ситуация с профессорско-преподавательским составом. Причинами ее были как отсутствие возможности заграничных стажировок в так называемое «мрачное семилетие» царствования Николая I, отсутствие механизма подготовки профессоров внутри России в связи с закрытием Дерптского профессорского института, так и общее старение корпорации пришедших в 1830–1840‑е гг. в университеты профессоров. В отношении биологических наук накануне принятия университетского устава 1863 г. это проявилось достаточно ярко.

В Московском университете профессору ботаники А. Г. Фишеру в 1862 г. было 59 лет, профессор зоологии, блестящий лектор К. Ф. Рулье скоропостижно скончался от инсульта в 1858 г., экстраординарный профессор зоологии и сравнительной анатомии Н. А. Варнек уволился в 1860 г. из‑за неприятной истории со студентами, а отправленный за границу С. И. Гремяченский, который должен был занять место профессора ботаники, умер во время путешествия. В Санкт-Петербургском университете в 1861 г. умер профессор зоологии С. С. Куторга, однако на его место из Университета святого Владимира перешел 47-летний К. Ф. Кесслер. Профессор ботаники Л. С. Ценковский, вернувшийся из заграничной командировки, был вынужден покинуть Северную столицу по состоянию здоровья, однако в Петербург к тому времени перебрался бывший профессор Харьковского университета А. Н. Бекетов, который в 1861 г. начал читать лекции в университете, поэтому после его открытия в 1862 г. вступил в должность экстраординарного профессора.

Какими были эти профессора? Об А. Г. Фишере свои воспоминания оставили студенты-медики И. М. Сеченов и А. И. Митропольский, характеризовавшие его как не очень хорошего лектора, который «читал невыразимо скучно, по какому-то древнему французскому учебнику (кажется Ришара[657]) и <…> относился к порядкам в аудитории индифферентно. На лекции к нему ходили вместо ста