Что тебе я сделала? - Диана Ставрогина

на каникулы дети, с криками играя в снежки и с энтузиазмом разрушая слепленного кем-то накануне неказистого снеговика. Взрослые снуют по заметенным тропинкам с огромными пакетами из ближайших супермаркетов под светом украсивших подъезды гирлянд. До боя курантов остается двенадцать часов.

Отступив от окна, я сжимаю в руках остывшую кружку с остатками кофе и тихо вздыхаю. Бусинка сладко спит на до сих пор разложенном диване, и деться от душевной маеты некуда и не к кому. Я ничего не собираюсь готовить, да и праздновать не буду тоже. Лягу в полночь спать и просплю до самого утра.

Когда вдруг раздается громкий звонок в дверь, я вздрагиваю и будто оживаю, наполнившись пробивающей током смесью из паники и надежды. Это ведь?..

Я распахиваю дверь, даже не посмотрев в глазок. И разочарованно выдыхаю.

На пороге стоит улыбающийся курьер с бумажными пакетами и, что неожиданно, маленькой живой елкой в горшке.

— Здравствуйте! — произносит он жизнерадостно и протягивает свою ношу мне: — Это вам.

— Вы… — Я хочу сказать: «Вы ошиблись, я ничего не заказывала», но вижу на пакетах знакомый логотип принадлежащего дяде Марка ресторана, а следом и слышу, как торопится меня вразумить курьер:

— Это подарок для вас. В пакете есть открытка. С наступающим!

— С наступающим… — бормочу я машинально в ответ, подхватывая и пакеты, и елочку.

Курьер уходит, напоследок кивнув. Я закрываю дверь и быстрыми, нервными движениями лезу в большие шуршащие пакеты. Там, помимо праздничной еды, обнаруживается и большая красивая открытка.

С наступающим, Аля! Я желаю тебе счастья в каждом новом дне.

Марк

В этих словах нет ничего исключительного или болезненно-пронзительного, но во мне будто с треском разламывается сковавший ранее душу лед. Я смотрю на открытку в своих руках, на оставленную на полу елочку, чей свежий хвойный аромат постепенно примешивается к пропитавшему всю квартиру медовому запаху сирени, и плачу навзрыд.

Я плачу долго, в голос. Достаточно громко, чтобы ничего не понимающая Бусинка проснулась и забралась ко мне на колени.

Когда слезы кончаются, я испытываю небывалое облегчение. То ли катарсис, то ли внезапное исцеление. Внутри больше нет ни боли, ни обиды, ни злости. События прошлого кажутся далекими, почти забытыми. И появляется долгожданная ясность.

Я совершенно отчетливо понимаю, что не хочу потерять Марка. Теперь я вижу, что шанс и правда есть.

Мне требуется еще немного времени, чтобы успокоиться и привести мысли в полный порядок. Простояв под душем с полчаса, я выхожу из ванной, конечно, не другим человеком, но более цельной, легкой версией себя.

Словно рана, разъедавшая все изнутри, начала заживать. Вероятно, так и есть.

Отыскав телефон на кухне, я больше не трачу времени зря и сразу нахожу нужный контакт. Достаточно двух гудков.

В динамике звучит голос Марка, обеспокоенный и тем не менее не лишенный надежды:

— Аля?

— Я хотела поблагодарить тебя за подарки. — Вздох. Его — покорный, мой — взволнованный. — А еще… сказать, что то ужасное прошлое… Оно больше у меня не болит.

— Мое тоже, — произносит Марк сипло после небольшой паузы. — То есть болит, разумеется, но иначе. Так, как и должно болеть.

Я киваю, хотя он и не видит:

— Я понимаю, — и, решившись, делаю еще один шаг навстречу: — Встретишь со мной Новый год?

— Я встречу с тобой все, что пожелаешь, — признается он с тихой усмешкой на самого себя. — Когда мне приехать?

— Сейчас.

Сорок минут спустя на моем пороге стоит Марк. Взъерошенный, засыпанный снегом (весь мой двор с самого утра заставлен машинами под завязку, не представляю, где ему пришлось парковаться, но, похоже, довольно далеко) и настолько осунувшийся, что щемит в сердце.

Мы шагаем навстречу друг другу одновременно, и Марк сжимает меня в объятиях. Крепких и горячих, несмотря на холодную ткань его расстегнутого пальто.

Теплые губы хаотично прижимаются к моим волосам и едва слышно, но оттого не менее горячечно шепчут:

— Прости меня, прости. Я не подведу тебя. Я больше тебя не подведу. Никогда.

Эпилог

Чуть больше года спустя

— Это просто вау! — Моим восторгам нет предела последние пару часов. Идущий рядом Марк с улыбкой качает головой. А я продолжаю тараторить, хватая его за горячее от палящего солнца плечо: — Ты же видел ту черепаху? Какая она огромная! А скатов? — Мне хочется прыгать от совершенно детского восторга.

— Видел. — Марк смеется и, поймав мою ладонь, тянет меня к себе и быстро целует в губы. — Я видел все то же, что и ты. Это и правда супер красиво.

— Я хочу еще! — заявляю я, фонтанируя энтузиазмом. — Как жаль, что уже завтра мы уезжаем. А так бы поплавали еще разочек.

— Конечно. — Марк обнимает меня со спины, теплые руки смыкаются под моей грудью, и я невольно покрываюсь мурашками вопреки жаркой погоде.

Это дома сейчас февраль с его вьюгами и резкими перепадами температур, а здесь, на Мальдивских островах, даже по ночам чуть меньше тридцати градусов тепла по Цельсию и ни намека на осадки.

Мы оба преимущественно обнажены — мой купальник-бикини и купальные шорты Марка скрывают немного, — и прикосновение кожа к коже будоражит, как и всегда. Не знаю, сколько должно пройти лет, чтобы наш физический контакт перестал отзываться внутри меня пламенным вихрем.

— В следующий раз… — Я прерывисто вздыхаю, когда Марк прижимается губами к изгибу моей шеи. — М-м… В следующий раз нужно будет съездить на риф, где можно увидеть акул.

Две секунды спустя Марк смеется, и его дыхание лаской проходит по коже моего уха и щеки.

— Акул? — Не верит он. — Ты не боишься?

Я качаю головой.

— Нет. Ты же будешь рядом.

— Вряд ли я смогу победить акулу в равном бою, — замечает он со всей серьезностью.

Теперь смеюсь я.

— Ну, на это я и не рассчитываю. Ты нужен мне живым. И желательно здоровым. — Марк изумленно приподнимает бровь, у меня вырывается очередной смешок. — Я имела в виду, что ты точно убедишься, что место для снорклинга безопасное и акулы там очень милые и не кровожадные.

— Разумеется. — К моей радости улыбка не сходит с его губ, а глаза светятся весельем и самую капельку — лукавым самодовольством.

Впрочем, вполне обоснованным: этот прекрасный