Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

Или семинар в доме Политпросвещения – 27 мая 1989 года, по итогам исторического визита Михаила Горбачева в Китай (восстановление отношений, та точка, от которой вплоть до наших дней с Китаем все идет вверх и вверх). Выступающие – хорошо мне знакомые, ныне чрезвычайные и полномочные послы Виталий Воробьев и Виктор Трифонов, сопровождавшие Горбачева в Китай.

И еще в этом архиве – прочие выписки, вырезки из множества газет.

Академик Абалкин об этих временах вспоминает так: у Шепилова был «удивительно живой ум, чуткое восприятие ставившихся на обсуждение проблем, умение вычленить какие-то аспекты и нюансы, которые для других оставались незаметными». Шепилов «обладал потрясающе светлым умом. Он совершенно адекватно реагировал на новую постановку вопроса, в нем отсутствовала какая-то догматическая зашоренность, зачастую присущая людям в его возрасте… Вот этот огромный интеллект, гибкий и восприимчивый к новым идеям, думаю, и дает право отнести его к числу выдающихся представителей отечественной науки и российской интеллигенции ХХ века».

Кстати, такой оценке помогало их с Абалкиным полное единомыслие насчет происходившего в стране. Оба они приветствовали все перемены начиная с 1985 года. А вот что касается перехода к преобразованиям либерального толка, то Шепилов (и Абалкин) проявлял осторожность и критичность. С 1992-го говорил, что пошли не тем путем, курс не продуман, несостоятелен в научном плане и приведет лишь к разрушительным последствиям. Что, как мы знаем, и подтвердилось полностью.

А собственная научная работа… Вы не поверите, но он не сдавался, не лишал себя иллюзии, что что-то еще напишет. 23 февраля 1995 года, записка главному ученому секретарю РАН академику Макарову И.М. (насчет автомобиля, мы ее уже цитировали): «На протяжении многих последних лет я напряженно работаю над экономико-публицистическим исследованием России (СССР)». Следов такового не сохранилось, не считая множества вырезок и заметок, неясно к чему относящихся. Ну и академия его не забывала, вот письмо Института внешнеэкономических исследований РАН от февраля 1994-го, с просьбой Шепилову дать замечания по научному отчету института за 1993 год…

В порядке послесловия отметим в очередной раз классически шепиловские ситуации «от винта», уже в сфере науки. Те самые взрывы, как с Готлибом из предыдущей главы или маршалами Куликом и Жуковым. По какому поводу Шепилов орал на Сталина? А он защищал ученых, которых давил и гнобил безграмотный, но агрессивный Лысенко.

А был еще такой железный нарком Николай Ежов, «главный герой» 1937 года. На него Шепилов, к счастью, не орал, но не побоялся не выполнить задание Ежова насчет разгрома «белогвардейского гнезда» в Астраханском заповеднике, официально признав в своем отчете обвиненных самим Ежовым невиновными. Прежде всего потому, что это были вызвавшие у него восторг люди науки. Это тоже из мемуаров, рассказано очень подробно. Конечно, «размявшись» на Ежове, со Сталиным было спорить легче… Но не пытайтесь такое повторить.

Так ведь это не все. Есть не отраженная в мемуарах история: Шепилов, по оценкам исследователей (Кузнецовой прежде всего), предотвратил «лысенкование» физики в 1949 году. Дело было после сессии ВАСХНИЛ, где Лысенко на десятилетия, и с оргвыводами, разгромил (вопреки антисталинскому демаршу Шепилова) генетику. Оказывается, далее в физике всякие мракобесы затевали подкоп под теорию относительности Эйнштейна, в МГУ начали кампанию против великого Ландау, затем замышлялась атака на кибернетику (которую в итоге почти уничтожили)… Нет, в этом случае Шепилов уже не шел в атаку, а, по оценке Кузнецовой, просто «замотал» всю кампанию бюрократически. Интересно было бы разобраться в этой истории подробнее…

Но так или иначе, если уж речь о человеке, который был скорее организатором науки, чем «чистым» ученым, то такая организация – со «взрывами» и без – тоже чего-то стоит.

В общем, у нас тут выстраивается какой-то очень интересный образ ученого-политика и наоборот. Норма поведения, стиль жизни, которого он придерживался и который олицетворял, имеют прямое отношение к конечной точке этой книги – к тому политическому явлению в нашей истории, которое символизирует собой Шепилов.

Но мы еще долго будем играть на нервах читателя, прежде чем явление это четко обозначить, а пока – эпизод, который перебрасывает мостик от этой к следующей главе, той, где речь о Шепилове-генерале.

Эпизод вот какой. Армия, стоявшая в Вене, возвращается домой. Известно, что сегодня сколько угодно желающих вспоминать о трофеях победителей (дома в Германии или Австрии стояли открытыми, хозяев не было, соблазны подстерегали на каждом шагу, ходили истории о вагонах, груженных всякими трофеями). И Шепилов как фактически командующий армией имеет к разговору о трофеях прямое отношение, о чем мы, повторим, в следующей же главе и расскажем.

Но трофеи у него были. Два. Один из них мелькнет ближе к концу книги, а другой, другой… Что, по вашему, вывез из Вены, точнее – из пригорода таковой, генерал, но и профессор Шепилов?

Стол. Письменный стол. Профессорский. Изумительно инкрустированный деревом. Правда, принадлежал он до 1945-го не какому-нибудь австрийскому ученому, а немцу, генералу СС, в чьем особняке и располагался штаб армии. За этим столом Шепилов работал несколько месяцев и расстаться с ним не смог.

Вот такая символика. Лучше и не бывает.

Спаситель Вены

Сцена была вот какая: мне, может быть, восемь-девять лет. Та самая «вертикальная квартира» у Бородинской панорамы, я рассматриваю блистающий мир странных вещей из разных стран, и – поскольку я тогда прочитал свою, видимо, первую книгу о пиратах (с картинками) – говорю деду примерно следующее:

– Награбили сокровищ по всему миру…

И вдруг мой добрейший дед, мгновенно и неожиданно, звереет:

– Я не грабитель! Это подарки. Я на войне мародерство пресекал на корню.

Нет, он ведь и вправду рассердился на своего не так давно вновь обретенного внука максимум девяти лет. И сердился секунд, наверное, пятнадцать. Невероятно.

Я тогда страшно удивился. Вы, возможно, знаете, как это бывает – уровень восприятия юмора между людьми, особенно взрослым и не очень, устанавливается как-то сразу и держится, и если вдруг кто-то с этого уровня обваливается вот так резко, то что-то это значит. Конечно, сцену ту я забыл потом напрочь и вспомнил, только когда прочитал в книге воспоминаний о Дмитрии Шепилове очень любопытный рассказ Сергея Михалкова. О том, как они познакомились с моим дедом после освобождения Вены.

Михалков туда приехал вместе с Габриэлем Эль-Регистаном, оба – как военные корреспонденты. Встречал их хозяин Вены – Дмитрий Шепилов – и разместил там, где и сам жил поначалу после победы. Район Пратер в последние год-два войны был местом, где в больших количествах были особняки, занятые эсэсовцами, прочими немцами, оккупантами. Взятие