Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

Эта острая грань между наукой и политикой

Помните этот недоуменный вопрос из глубин разъяренного зала на пленуме 1957 года:

– Кто вы такой, тов. Шепилов?

Из предыдущей главы мы знаем о том, что Шепилов в острый момент своей жизни мягко, но решительно сказал себе и другим, что ответом на этот вопрос будет не «юрист», а «ученый». И вот – закат жизни, мы говорим с ним об итогах. И мой дед сообщает мне: на его памятнике на кладбище должна быть надпись – «ученый, полководец, дипломат». Причем именно в этом порядке.

Во-первых, как видим, «государственный деятель» тут не значится, Шепилов считал, что этого у него не получилось, да он во власть и не стремился. Зато получилась вот эта триединая формула, начинающаяся, заметим, именно со слова «ученый». Прочее вторично.

Кстати, памятник с такими словами я поставил. Точнее, он сам себе его поставил. На тяжелый кусок гранита ушел до копейки весь гонорар от публикации его мемуаров «Непримкнувший». У меня тогда денег не было – совсем.

Итак, ученый, которого при жизни тем не менее воспринимали прежде всего как политическую фигуру. Здесь есть очень важная для нашего разговора двусмысленность, знак вопроса. Наука или все-таки политика?

Так или иначе, сам Шепилов, начиная с того самого 1929 года, «противоракетного маневра» из сталинской юстиции, себя видел как ученого. Подтверждения? Сколько угодно.

Из набросанной и хранящейся в архиве речи в 80-е по поводу получения очередного значка (ветерана партии? ветерана войны?): «Мне суждено было стать русским интеллигентом, ученым».

Или – выдержка из частично уже приводившегося раньше письма Хрущеву: «Вы знаете, что я всю жизнь был рядовым научным работником, педагогом, партийным пропагандистом и литератором. К руководству партии я имел некоторую принадлежность очень кратковременно – менее двух лет. Жизнь показала, что я не обладаю теми качествами, которые необходимы для столь высокого призвания».

Вот это интересно: два года в руководстве он отсчитывает, получается, от 1955-го. А как же прежние должности – главный редактор «Правды», работа в агитпропе ЦК, членство в Верховном Совете? А это он воспринимает как логичную и правильную часть карьеры ученого. И абсолютно искренне.

И не только он. Допустим, в той же газете «Правда» я работал и сам, под руководством двух действительных членов АН СССР – Виктора Афанасьева (кстати, блестящий был главный редактор, а я видел многих, и не только в России) и потом Ивана Фролова. До этого, в 1964–1965 годах, главным в «Правде» был академик Алексей Румянцев… То была такая газета: считалось, что руководить ей должен (в идеале) именно ученый.

Давайте посмотрим повнимательнее, какие должности занимал Дмитрий Шепилов «после Смоленска» и от каких отказывался. И вообще на всю его последующую карьеру. Итак, старший научный сотрудник в Институте техники управления при Народном Комиссариате Рабоче-крестьянской инспекции СССР, и с января 1931 года он снова студент, в Аграрном институте красной профессуры. Но по совместительству – Агропедагогический институт Тимирязевской академии, доцент по кафедре политэкономии. И тогда же – Большая советская энциклопедия: научный редактор по сельскохозяйственным делам. То есть учился (получал второе высшее образование), сам учил… Сразу после этого – в 1933–1935 годах – Чулымский район Западно-Сибирского края, совхоз. Но кем – начальником политотдела совхоза. Кстати, название совхоза было как бы специально для этой главы, и вообще потрясающее – «Кабинетный»!

Получается, и в совхозе у нас опять научная работа? Нет, точнее было бы сказать, что здесь мы, в случае с Шепиловым и не только, в очередной раз видим эту острую грань между наукой и… все-таки политикой. Политотдел совхоза – это что? А это люди, которые объясняют работникам совхоза всякие вещи насчет политики, экономики… Преподаватели, одним словом. И люди, ответственные за… умы и состояние умов, если хотите. Отметим эту, сегодня непонятную, черту советского общества и пойдем дальше.

Дальше же Шепилов был откомандирован в ЦК и продержался там недолго, до 1937-го. Но посмотрим на должность внимательнее: зам. зав. сектором сельскохозяйственных наук. Отдел – науки.

Куда сослали из ЦК, после погрома последнего в 37-м? В систему Академии наук, в Институт экономики, сначала зав. сельскохозяйственным сектором. Уже со следующего года он – ученый секретарь института. И одновременно Шепилов стал преподавателем политэкономии Высшей партийной школы при ЦК и Московского института советской кооперативной торговли. Наука, совмещенная с преподаванием.

Профессором он стал 11 июня 1939 года, в возрасте 34 лет. Доктором он не был, а кандидатом экономических наук оказался без защиты диссертации – по итогам 31 опубликованной к тому моменту научной работы. Да-да, где бы он ни был (в том числе в совхозе), писал научные работы. По экономике, в основном по сельскохозяйственной.

Дальше была война, но заметим, какой пост предложили Шепилову в июне 1941-го: пост уже директора Института экономики – в эвакуации, в Алма-Ате. А он, как мы знаем, отказался, ушел рядовым на фронт.

О том, как выглядела военная карьера этого человека, мы еще поговорим (тут тоже масса неожиданностей). А пока посмотрим, что было после возвращения победоносного молодого генерала с фронта, какие должности предлагали этому вдруг выросшему в глазах окружающих человеку.

А предложили пост директора ТАСС – должность почти министерская. Шепилов отказался. После этого Косыгин предложил ему уже настоящий пост министра (тогда – народного комиссара) технических культур, правда, РСФСР. Шепилов отказался, попросился – куда? Обратно в Академию. В науку. Еще он отказался от высокой должности замглавы Госплана и одновременно главы всего ЦСУ, Центрального статистического управления (предлагал Николай Вознесенский, неудавшийся наследник Сталина, расстрелян).

В общем, мы видим, что не только он сам, но и другие воспринимают в ту эпоху Шепилова как… ученого? Скорее как человека на упомянутой грани между экономической наукой и политикой. Причем видят в нем достаточно крупную и приемлемую фигуру для заметных должностей. Но ему интересны не должности, а что-то другое.

Что же? Есть одна история, которая несколько запутывает картину. То, как Андрей Жданов, еще один неудавшийся наследник Сталина, в тот же послевоенный период без труда уговорил Шепилова на куда менее высокую, чем ему предлагали Косыгин или Вознесенский, должность в агитпропе, – история отдельная, она очень подробно описана в мемуарах, и вдобавок мы к ней еще вернемся несколькими главами ниже. Тут совсем не наука, а другие вещи, важные для нашего героя. Это, скажем так, не та грань между наукой и чем-то другим, о которой речь в этой главе.

Но в целом у