Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

Не направили. И в том же августе 1929-го Дмитрий Шепилов пишет заявление о своем увольнении из прокуратуры Смоленска, потому что хочет перейти на научную работу. Правда, сообщает, что собрался в Институт советского права, где он в итоге так и не был. Оказался он в итоге даже не в юридической, а в экономической науке.

Чем отличалось «поколение убийц», прошедших через Гражданскую, от следующего – которые «комсомольцы 20-го года»? Не надо думать, что поколение Шепилова жило намного лучше и безопаснее, чем предшествующее. И здесь я привел бы, в некотором сокращении, письмо, которое получил от своей хорошей знакомой, литературного критика Ирины Кутиной; она узнала, что я пишу эту книгу, – и захотела помочь.

В принципе вы можете это письмо пропустить, потому что в нем нет ничего про Дмитрия Шепилова. Оно про то, как складывалась жизнь у его однокурсников по МГУ. Ну, все-таки прочитайте.

«Биография Дм. Тр. мне очень интересна, там могут быть неожиданности уже во студенчестве. Не думаю, что это вам может пригодиться, но вдруг натолкнет на какие-то мысли, поэтому расскажу историю его однокурсников по факультету общественных наук Первого МГУ. Три его однокурсника – Иван Марков, Владимир Теплухин и Николай (?) Васильев – поехали в студенческую экскурсию в Евпаторию. (Пишу по памяти, но знаю, где у меня лежат документы, по которым могу проверить имена и даты.) Все трое видели море впервые, поэтому пропадали в порту. Там узнали, что теплоход “Декабрист” совершает “малую кругосветку” из Евпатории во Владивосток, и договорились, что если они получат соответствующие документы и будут иметь деньги на проезд из Москвы в Евпаторию, а потом из Владика в Москву, их возьмут в такое путешествие. Вернувшись в Москву, они стали изобретать способы заработать эти немалые для них деньги. Иван Марков (как, по-моему, и Дм. Тр.) был членом комитета комсомола, а все они по комсомольской работе были знакомы со Львом Седовым».

Стоп, вот тут надо пояснить, кто такой Седов. А это, между прочим, был сын Льва Давидовича Троцкого, на тот момент принадлежал к «левой оппозиции» – впрочем, тогда это преступлением еще не считалось. В общем, вам уже ясно, куда идет дело; но шло оно туда весьма зигзагообразно.

Итак, «спросили совета у него. Седову очень хотелось поехать вместе с ними, но он честно сказал, что ему для этого потребуется разрешение отца, однако обещал в любом случае помочь получить командировку от какого-нибудь солидного издания. Ехать ему отец не разрешил, но по его рекомендации ребята получили через Авербаха командировку от журнала “Кругозор”, впоследствии там был опубликован, кажется, на 12 журнальных страницах с несколькими фотографиями их очерк о путешествии. Паспорта были подписаны Ягодой».

Не надо пояснять, кто такой был Ягода? Но далее:

«На борту они работали по части культпросвета и кочегарами. Остановок в чужеземных портах оказалось меньше, чем им хотелось бы, наибольшее впечатление произвела Александрия… Из Владивостока Марков сразу поехал в Москву, а Теплухин (он женился на сестре Сергея Шпигельглаза Белле…) и Васильев остались зарабатывать деньги на рыбных промыслах. Вернувшись, они рассказали Сергею о недостатках в работе промыслов, о том, в чем мы теряем по сравнению с японцами. Шпигельглаз надоумил написать письмо в ЦК, откуда оно попало в ОГПУ. По всей видимости, все студенты этого факультета находились под пристальным вниманием этой организации, и отвертеться от командировок от ОГПУ, а еще того хуже – от постоянной работы на них возможности не было. Теплухина и Васильева прибрали к рукам сразу, про Васильева не знаю, а Теплухин и Белла были засланы в Японию. Марков после службы в армии попал со своим дипломом экономиста в ИНО – так тогда называлась внешняя разведка, Сергей Шпигельглаз служил именно там. Марков работал в Париже, потом в Риме… В итоге все трое в 37–38 гг. были арестованы и расстреляны. Причиной ареста была “кругосветка” на “Декабристе”, а знакомство с Седовым объявили неоспоримым свидетельством троцкизма».

Конец письма. Сегодня наиболее характерная на него реакция – это «вау!». Хотя что же вы хотели – людей расстреливали вообще неизвестно за что, а тут реальное знакомство с реальным сыном Троцкого… Кстати, все прочие герои этой истории кончили тоже плохо, и в те же месяцы. Генриха Ягоду расстрелял Ежов в 1938 году (что касается Ежова, то напомню эпизод, несколькими главами раньше, о визите Шепилова на Лубянку), Седов умер почти одновременно с Ягодой, в Париже, при странных обстоятельствах.

А Дмитрий Шепилов с октября 1929-го по январь 1931-го – старший научный сотрудник Института техники управления при Народном Комиссариате Рабоче-крестьянской инспекции СССР, а с января 1931-го и до 1933 года получает второе высшее образование в Аграрном институте красной профессуры. И по совместительству – доцент по кафедре политэкономии Агропедагогического института Тимирязевской академии, научный редактор по сельскохозяйственным делам Большой советской энциклопедии. В общем, научный работник. Далее – это если вы не заглянули в его биографию – два года проработал в Чулымском районе Западно-Сибирского края начальником политотдела совхоза, потом на два года попал в аппарат ЦК ВКП(б), зам. заведующего сектором сельскохозяйственных наук. В 1937-м – повезло – всего лишь был выгнан оттуда (начальников расстреляли), и – Институт экономики АН СССР вплоть до июня 1941-го.

Как он догадался, что из юридической отрасли надо бежать? Или – просто почувствовал?

Какие-то ответы на этот вопрос есть. В наброске развернутой автобиографии – цитата из лекции тогдашнего крупнейшего правоведа академика Стучки: «Мы должны разрабатывать правовые проблемы, но помнить, что в связи с перспективой отмирания классов наша правовая наука будет вестись под звуки похоронного колокола». И замечание Шепилова: «Зачем же идти в отмирающую область науки?»

А между прочим, в той части архива, где можно найти что-то о Смоленске, лежат характеристики на Шепилова, в которых содержится стандартная для юриста фраза: классовый подход правильный. Это, если вы не знаете, означает, что рабочего и крестьянина надо судить по одним меркам, а всех прочих – по другим. Норма права.

Строго говоря, я ничего не знаю о том, что привело 24-летнего человека к выводу о том, что из такой юстиции надо уходить в науку. Могу только догадываться. Зато вот эта история про Готлиба и Шепилова – это звонок. Он потом в его жизни будет повторяться снова и снова, пока не станет громом в 1957 году. Есть такие стандартные ситуации в жизни Шепилова, когда он отбрасывает всякую осторожность и идет напролом, попросту звереет: карма, однако.

Мы к этим