Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

бы цифрами ни выражался его возраст, всесилен и вечен. И самое главное – то, что отмечали все, кто видел его в те годы, горбачевской гласности и ельцинского развала: у него была отличная, свежая, умеющая мыслить голова, притом что в год прихода Горбачева к власти Шепилову исполнилось 80.

Он занимался вовсе не только тем, что боролся за возвращение ему того, что отняли в 1957-м и в другие годы. Вспомним первую главу: у него была масса друзей (и каких друзей!), им восхищались, он отлично жил, и хотя поколение, мечтавшее о Шепилове во главе государства, с конца 80-х сходило со сцены, зато сам Шепилов был теперь нарасхват. Интервью, выступления… Он прекрасно говорил даже в таком возрасте.

Но…

1986 год – опять Вишневский, диагноз занимает полстраницы. По всем пунктам ухудшение. Стенозирующий атеросклероз магистральных артерий головы. Дисциркуляторная энцефалопатия 1-й ст. ИБС в фазе неустойчивой ремиссии. Стенокардия напряжения, функциональный класс 2. Атеросклеротический кардиосклероз с блокадой левой передней и правой ножек пучка Гиса. Экстрасистолическая аритмия. Облитерирующий атеросклероз артерий нижних конечностей 2 ст., дистальная форма. Хронический гастро-дуоденит в фазе обострения. Заофагит – состояние после холецистэктомии (1960) и левосторонней гемиколэктомии (1962). Ворсинчатая опухоль сигмовидной кишки. Удаление опухоли методом электроэкцизии 20.03.1986 г. Кисты обеих почек без нарушения уродинамики. Сахарный диабет, легкая форма.

Да-да, в 1986 году он перенес тяжелейшую операцию, и выздоровел, и опять был в отличной – на вид – форме. Хотя энцефалопатия и прочие явления в голове означали мгновенные потери сознания… человек просто неожиданно падал. Собственно, с 1980 года «постепенно прогрессирует головокружение и шаткость при ходьбе».

Одно из таких медицинских заключений он читал мне вслух со вкусом, оттяжкой и со словами «нет надежды». Мрачное удовлетворение в голосе ощущалось: он опять играл. Ведь жив же! Показывал гору таблеток, на которых сидел, часть их была от других таблеток.

А в 1993-м делалась операция на глазах, успешная, он снова мог читать – поменяли хрусталик.

Но не забудем, о какой эпохе речь. Как воспринял один из лидеров и идеологов советского государства события тех лет?

Для психиатра – или геронтолога – всегда тревожным звоночком служит внезапная утеря чувства юмора. Так вот, даже еще в 1991 году такие звоночки были. Опять же копия из архива, письмо написано весной 1991 года, Шепилову 85 лет:

«В редакцию “Правды”. В № 13 “Собеседника” опубликована статья Александра Рыскина “Золотой запас Сталина”. В этой статье несколько раз упоминается и мое имя.

Заявляю “Правде”, моей Партии, которой я честно служу 65 лет, моему великому народу, что я никогда, ни от кого до вчерашнего дня не слышал ни одного слова о каком-то кладе Гиммлера в 750 тонн чистого золота; о его захоронении на площади Дзержинского; что я сорок лет хранил от всех тайну “Железного Феликса”…»

Если кто-то не понял, что за история, – в «Собеседнике» был материал первого апреля. Да-да, вот первого, и апреля. Насчет того, что «Железный Феликс» на площади Дзержинского состоит из чистого золота, это клад партии (бывшее «золото Гиммлера») и хранителем его все эти годы был Шепилов.

Я чуть позже этой истории как раз появился на родине, у меня были большие планы – собирался работать у Горбачева после подписания Союзного договора, и кладами партии меня было удивить трудно, а что такое 1 апреля, мне было хорошо известно. Но дед был готов воспринимать какие угодно шутки, кроме подобных. Это меня раздражало.

Зато потом, уже в следующем году и далее, зря я пытался его убедить, что все идет хорошо, что СНГ – это лучше, чем СССР, что происходящие перемены не только неизбежны, но и правильны…

С другой стороны, куда бы я – и, подозреваю, не только я – делся без этого идиотического оптимизма? Кто без такового выдержал бы все происходившее?

А вот Шепилов очень даже понимал, что происходит, и в своих лекциях давал довольно точные характеристики и предсказания. А когда я увлекался по части того, что все нормально, ребята, то дед мрачно говорил: «Да?» И смотрел на меня с жалостью. А я смотрел с жалостью на него.

И с еще большей жалостью – в тех случаях, когда он чересчур втягивался в тогдашние разговоры яростно-озлобленных коммунистов преклонных лет. Я пытался мягко объяснять, что КПРФ – это не совсем та КПСС, которую он знал. Но вряд ли следовало надеяться, что человек, потративший полтора десятилетия на восстановление в партии, сейчас будет от нее отказываться. Пусть даже просто из принципа.

Я перестал быть с ним полностью откровенен. Хотя бы потому, что если бы я рассказал ему, в какие истории я втянулся в 1991-м и в 1993-м годах и что со мной по этому поводу могли случайно сделать… Представляю, что бы с ним было.

Моя бабушка Марьяна умерла 10 сентября 1994-го, внезапно и мгновенно, как ангел, восьмидесяти шести лет. Странная была пара, многочисленные дамы-друзья (подруги) дома шипели: что такой человек делает рядом с такой женщиной? Но без нее мой дед не прожил и года.

В декабре 1994-го он оказался в госпитале, летом 1995-го тоже, в последний раз. А еще до этого я вдруг увидел нечто для себя страшное. Он сидел за столом, спрашивал привычным мне бархатным, размеренным голосом: «А ты сейчас пишешь что-то?» Я рассказывал подробно (на самом деле писать было некуда), разговор уходил в сторону, и через пять минут следовал вопрос: «А ты сейчас пишешь что-то?»

Для меня это было что-то вроде предательства: ведь всегда в его кабинете я имел умнейший из разговоров. И вот этого нет. Что такое смерть человека? Если уходит его разум, то он еще жив или нет?

В апреле 1995 года он получает 1-ю группу инвалидности, причем по нескольким показателям сразу. А вот письмо от 23 февраля 1995 года, главному ученому секретарю РАН академику Макарову И.М:

«На протяжении многих последних лет я напряженно работаю над экономико-публицистическим исследованием России (СССР)…

Я строго придерживаюсь правила использовать машину только в научно-служебных целях…

Мне 89 лет. Ходить без костыля не могу. Прошу продлить предоставленное мне право вызова машины РАН для работы до конца 1995 года».

Какое там исследование. Хотя за столом он сидел каждый день, видимо – всю жизнь. Но машину продлили.

Отчего он умер, строго говоря непонятно. От всего – от полного развала всех функций организма, но в целом от начавшейся в госпитале пневмонии. Хотел умереть в ложе Большого театра, однажды завистливо говорил о том, как на встрече ветеранов