Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

Но Марьяна к унижениям относится спокойнее, и в критические моменты тоже пишет. Письмо от 19 апреля 1973-го. Рассказывает какой-то инстанции, что в феврале – марте с.г. (1973-го) Шепилов проболел воспалением легких и был госпитализирован. Это – его четвертое заболевание воспалением легких на этой квартире, и врачи предупредили, что еще одна простуда – и воспаление легких станет хроническим.

Ниже: все (в Моссовете, в данном случае) признают, что просьба семьи Шепилова и как ученого, профессора, и как фронтовика-генерала, награжденного 22 орденами и медалями, справедлива, но практически вопрос не решается.

И Брежнев его решил, все-таки. Но – удивительное дело: вот в архиве неразборчивая запись насчет того, как Шепилову давали квартиру уже ПОСЛЕ резолюции Брежнева. Тут началось выяснение: а кто конкретно должен исполнять?

Этот смертельный ужас бюрократа перед любыми вопросами, связанными с Шепиловым, очень интересен. Здесь вовсе не атавистические страхи после эпохи Хрущева, в конце-то концов после свержения такового прошло почти 10 лет. Тут что-то другое, понимание того, что символизирует собой личность Шепилова, – то есть, по сути, предмет нашей книги. Но пока зафиксируем простой факт: даже после резолюций Брежнева и Косыгина, первого и тогда уже второго человека в государстве, исполнители наперебой отказываются от чести вести дело.

Но – резолюция есть. Шепилову предлагают Смоленскую площадь (окнами на МИД) и – метро «Аэропорт», улицу Степана Супруна, площадью поменьше. Шепилов, как всегда, демонстративно выбирает то, что меньше. То, что ему положено по нормам и законам, – но все-таки чуть меньше, как проявление хорошего тона. Это, правда, никогда не избавляло его в жизни от обвинений в «рвачестве» (на коммунистическом языке это означает, что человек хочет каких-то материальных благ больше, чем заслужил).

Кстати, писатель Владимир Карпов, когда впервые побывал на улице Степана Супруна, удивился, что такой человек живет в скромной двухкомнатной квартире, все стены и коридор которой уставлены шкафами с книгами.

Да-да-да, мы все ближе подбираемся к одной из ключевых тем этой книги – что же это было за инопланетное общество с его «положено» и почему в том обществе Шепилов был какой-то особой и то опасной, то неудобной фигурой, причем независимо от его поведения?

Ордер на квартиру – вот он, от 19.10.1973 года. По тем временам «Аэропорт» был далеко не центром. Но с лоджии десятого этажа он видел нашу крышу, на Песчаных улицах, через пустое тогда Ходынское поле. В свое время с этого поля, кстати, Шепилов взлетал в воздух, отправляясь с очередным визитом за рубеж… Наша крыша и ее близость означали, что его дочь, моя мама, и я могли ходить к нему (и ходили) без труда.

А еще через то же поле ему была видна башня ипподрома, домá центра Москвы и даже кремлевские звезды.

Лучшим домом в его жизни был тот, что на Ленинском проспекте, но квартиру на Степана Супруна он обожал. Когда смотрел на эти просторные и пустые поначалу комнаты, глаза его сияли. Я ее не выношу до сих пор, считаю образцом брежневского архитектурного убожества (хотя и в престижном тогда, кирпичном – вместе панельного – варианте).

Опять успех! Но битва продолжается. В первой главе мы читали о том, что Шепилов был среди весьма широкого круга друзей известен как человек, умевший достать невозможное, особенно билеты в театр, лекарства и хороших врачей или санатории. Он приобрел хороший опыт в этих боях, в частности умение один успех (резолюцию, решение) делать основанием для последующего успеха. Он приобрел великолепный охотничий азарт, совмещенный с умением терпеть, ждать, но не отступать от цели.

Из писем глубокоуважаемому Леониду Ильичу: «Звание члена Ленинской Коммунистической партии является высшим званием в советском обществе…» Или: «И вдруг, по каким-то неведомым для меня причинам, все остановилось и на свои обращения я до сих пор не получил никакого ответа.

Глубокоуважаемый Леонид Ильич! Зная Вашу предельную занятость, я все же вынужден снова обратиться к Вам по главному вопросу моей судьбы, научной работы, чести и будущего семьи».

А вот здесь есть дата, хотя неточная – январь 1976-го.

«Глубокоуважаемый Леонид Ильич!..

После получения сообщения, что мои делом занимается А.Я.Пельше (глава контрольной партийной комиссии, вот такими проблемами и занимавшейся), – я преисполнился глубокой верой в то, что мой вопрос вскоре будет объективно рассмотрен. Но вдруг, по каким-то неведомым для меня причинам, все остановилось и на свои обращения я до сих пор не получил никакого ответа».

И снова январь 1976-го: «Глубокоуважаемый Константин Устинович!»

Да-да, тот самый. Черненко превращается к тому моменту в ближайшего к Брежневу, хотя незаметного во власти человека. Я же говорил – Шепилов только с Андроповым не переписывался…

«Я отправил прилагаемый текст письма 8 апреля 1975 года. Но, как выяснилось теперь, В.А.Голиков не смог доложить его.

Посылаю письмо вновь с некоторыми поправками… и прошу Вас доложить его Леониду Ильичу».

Записка: «Звонил тов. Густов, 1 заместитель комиссии партконтроля т. Пельше. Иван Степанович? Письмо в ЦК получено, со следующей недели им будут заниматься и скоро пригласят. Отнесутся самым внимательным и доброжелательным образом».

Когда за что-то борешься слишком долго, успех иногда как-то даже разочаровывает. И вроде бы – а чего вы хотели? Вот этого же. Визит на Площадь Ногина (Старую), к Пельше. Вы слышите от него прямой текст – конечно, была допущена несправедливость. Исключение из партии не только было проведено со всеми мыслимыми нарушениями ее устава, а попросту несправедливо политически, ни на чем не основано (прощай, «фракция». То есть таковая, может, и была, не отменять же решения пленума, но Шепилов – не оттуда). Его, исключения, как бы не было – о чем свидетельствует восстановление непрерывности стажа, всего этот стаж теперь ровно 50 лет. Что означает, добавим, и статус ветерана партии, по сути старого большевика.

Вот и все.

И, с одной стороны – «Дорогой Леонид Ильич! Получил партийный билет. Никакими словами невозможно передать всю полноту радости и счастья…» (и, после нескольких дополнительных абзацев, в конце – «Спасибо, спасибо Вам»).

Из записей, обрывков, набросков того времени:

«Исправляя ложь. Пора обновления, великой лжи, безнравственности – Вознесенский (нрзб) и др. Вспомнят и обо мне».

Но это с одной стороны. А с другой, хотя Шепилова всяческие люди постоянно называли «наивным политиком» и «идеалистом», он отлично понимал, что произошло. Брежневский режим, 12 лет решавший не материальный (тут в итоге все наладилось), а политический вопрос насчет Шепилова, ясно показал, что в правящих кругах Шепилов и при Брежневе так