Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

Тем не менее, на протяжении последующих лет Н.Хрущев, злоупотребляя своим положением, продолжал обрушивать на меня дополнительно одну репрессию за другой. Я мог бы привести здесь не менее двух десятков фактов невероятного произвола, насилий и беззаконий, которые учинялись в отношении меня и моей семьи. Упомяну лишь некоторые… (Мы их знаем.)

Октябрьский Пленум ЦК 1964 г. во всей широте поставил задачи утвердить на деле во всех сферах нашей государственной и общественной жизни ленинские принципы коллективизма, разумного руководства и управления, законности и социалистической морали, против всякого волюнтаризма, произвола, личных вкусов и прихотей.

Прошу Президиум ЦК поручить тщательно проверить все инкриминируемое мне и восстановить меня в рядах Коммунистической партии».

Черновиков было несколько, длинных, эмоциональных. Этот – самый короткий – выбран как лучший.

Письмо отправлено.

И – ничего. Месяцы, годы ничего.

Началась какая-то другая и, в общем, тоже полная загадок история.

Глубокоуважаемый Леонид Ильич

Вот как это выглядело:

«Глубокоуважаемый Леонид Ильич!

26 октября мне сообщили из Вашего Секретариата, что Вы дали согласие принять меня и рассмотреть мой вопрос после октябрьских праздников. Еще раз прошу Вас об этом.

22 ноября 66 г.»

Шестьдесят шестой? Два года прошло с момента обращения?

А вот уже не два:

«Генеральному Секретарю ЦК КПСС товарищу Брежневу Л.И.

7-го декабря 1964 года я обратился в Президиум ЦК с письмом… Со времени моего обращения в Президиум ЦК прошло почти пять лет. На свое письмо в ЦК я до сих пор не получил никакого ответа. Никто из ЦК или КПК за эти годы со мной по существу моего обращения в ЦК не беседовал».

И еще такие же письма, буквально под копирку, в них значится – шесть лет, более шести лет…

Давайте разбираться, что это было. Для начала: Шепилов-то просит лишь об одном, восстановить его в партии. То есть о политической реабилитации-минимум. Но его наверняка понимают совсем по-другому. Возвращение Шепилова в политику или даже его приближение к таковой? Но ведь все брежневское руководство и лично Леонид Ильич – из той самой команды, которая с ненавистью травила в 1957 году Шепилова и всех прочих. А если у Шепилова хорошая память? Или, словами Булганина, с этим человеком «неизвестно куда он прыгнет».

Понятно было, что – как при любой смене власти – нужен год-другой, чтобы убрать настоящих хрущевцев. Что и произошло, в 1965-м пал Ильичев, главный хрущевский идеолог, а в 1967-м Шелепин, последний даже пытался «подвинуть» Брежнева… Но остался, в виде мрачной тени за плечом Брежнева, Суслов – до конца брежневской главы истории. Суслова и Шепилова связывала давняя неприязнь, ну а о роли Суслова как если не композитора, то дирижера июньского пленума 1957 года мы знаем.

Существуют легенды о том, что время от времени премьер-министр Косыгин и еще несколько человек поднимали вопрос о том, что хорошо бы вернуть Шепилова в качестве экономиста, вообще человека науки, – но Брежнев видел реакцию на это других персонажей власти и, типично в своем духе (и духе эпохи) не делал ничего. Или тянул время.

Шепилов, общения с которым в те годы «наверху» уже не боялись и многое ему рассказывали, конечно, все это знал. Но, с другой стороны, а что ему было делать: получалось, что из-за того, что многие боялись его возвращения во власть, ему надо было оставаться на положении человека с клеймом, изгнанного отовсюду? Есть ли выход из такого положения?

Он его нашел.

Началась долгая, растянувшаяся на всю его оставшуюся жизнь битва… за что? А вот это не пустяковый вопрос. За полную реабилитацию, так он сам это называл. А на самом деле тут все гораздо интереснее.

Так или иначе, давайте пока внимательно посмотрим на ход этой битвы и постараемся удивиться многим ее особенностям.

Вот одно из писем помощнику Брежнева, Виктору Голикову, от 25 сентября 1967 года.

«Если бы было сочтено возможным вернуть меня из запаса в кадры, я мог бы в ближайшие три года в полную меру моих сил поработать в качестве научного сотрудника Военно-Научного управления или создаваемого теперь Института военной истории Министерства обороны СССР.

В качестве альтернативы могло бы быть использование меня старшим преподавателем по кафедре политической экономии в одной из военных академий для индивидуальных занятий с адъюнктами или по заочному образованию…

Если бы сочтено было возможным восстановить меня в звании члена-корреспондента Академии Наук, я мог бы поработать… в качестве старшего научного сотрудника Института экономики Академии наук СССР».

Так начинает звучать военная тема.

Мы уже говорили о том, как и почему Хрущев не показывался без крайних случаев в военной форме, в каких отношениях он был с армией и военными. Но эпоха Брежнева тут резко отличалась.

Почти сразу после прихода к власти – в 1965 году – Брежнев вернул 9 мая как выходной день: произошло второе рождение праздника. С этого года ветеранам раз в 10 лет начинают давать юбилейные медали за годовщину. А также новые ордена, которые начинают физически затмевать боевые награды. И лично товарищ Брежнев становится символом нового времени – героем Малой Земли, фронтовиком, человеком в мундире с орденами.

Это очень интересная тема – война, ветераны и брежневская эпоха. И, как мне кажется, нашей наукой всерьез не тронутая. Она ведь чувствительная до сего дня, то есть по ней и слова лишнего не скажешь.

Дело в том, что получается, что победный патриотизм стал основной идеологией СССР, заменив полностью рассыпавшуюся к тому моменту в прах коммунистическую идеологию. Но что за идеологию несли ветераны, объединенные в массу влиятельных организаций? С одной стороны ветераны – это честность и мужество. Человек, четыре года смотревший в глаза смерти, не очень похож на классического брежневского бюрократа. А с другой стороны? Почему их побаивались?

В любом случае нельзя не заметить: как только ветераны стали поколением «дедов», то есть стали уходить от активной роли в обществе, с СССР стали твориться всякие неприятные вещи.

Можно было заметить, что – удивительно, но Брежнев в высшем руководстве был единственным настоящим фронтовиком, прочие же были в этом смысле вполне «хрущевскими» персонажами, по разным причинам не воевавшими. То есть на самом-то деле ветераны были внешней подпоркой режима, непосредственного влияния на высшую политику не осуществляли. А вот на повседневную жизнь страны, общества…

Тут можно вспомнить, как это было в Америке. Послевоенная эпоха во главе с президентом Дуайтом Эйзенхауэром, командовавшим операциями Второй мировой в