Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

тот же Александров вызывал его еще и в 1982 году, 13 сентября. И заявил ровно то же, что и в 1976 году: начнем сначала, но опять нужен звонок из ЦК. С самого верха. Лишение звания было проведено общим собранием, и теперь надо найти приемлемую форму. А еще оно было утверждено высшими инстанциями, и в каждой из них надо его отменять. Вы же понимаете…

И снова он пишет дорогому Леониду Ильичу – 4 октября 1982 года. Главе партии и государства осталось жить месяц. Хотя вот карточка, на которой написано: «Телефонный звонок ко мне на работу и разговор с К.У.Черненко 20 октября 82 г. в 15.30. Черненко пока жив».

Шепилов славно бился с Академией. Понял, что аргументы на нее не действуют, так что он их просто переписывал из письма в письмо, давил противника самим фактом того, что не сдается и пишет, а на письма ведь надо отвечать. Хотя хорошо знал, что тут действуют другие механизмы – кто кому позвонит.

Правда, и аргументы сами по себе неплохи. Из недатированной бумаги 1982 года:

«В результате всего этого сложилось в высшей степени парадоксальное положение:

Я признаюсь достойным носить самое высокое звание в нашем обществе – члена Коммунистической партии и даже почетный Знак коммуниста, с более чем полувековым партстажем (56 лет), достойным носить присвоенное мне звание ветерана войны и ветерана труда (перечисление других званий), но не достоин звания члена-корреспондента Академии наук, хотя единственная причина лишения меня этого звания отпала, а постановление общего собрания 1959 г. утратило силу.

В связи с вышеизложенным я прошу Президента и Президиум Академии…»

Он даже набросал проект постановления общего собрания Академии. С яркими подробностями. В реальной жизни документ получился куда короче.

«22 марта 1990 г.

Общее собрание Академии наук СССР, рассмотрев заявление профессора Шепилова Д.Т., ПОСТАНОВЛЯЕТ:

Восстановить Шепилова Дмитрия Трофимовича, исключенного из членов Академии наук СССР постановлением Общего собрания АН СССР от 26 марта 1959 г. № 1, в составе членов-корреспондентов АН СССР».

Как и с партией – оказывается, все можно было сделать просто.

Заметим, год – 1990-й. АН СССР осталось жить полтора года. Шепилову – пять, ему 85 лет. И он опять победил.

Но что это за победа и за что он боролся? Какой странный вопрос. А что, не надо было бороться? Может, ни за что вообще не надо было бороться, с самого начала? Надо было повеситься среди выброшенных на лестницу книг и этим кому-то что-то доказать?

И все же, нет ли во всей этой растянувшейся борьбе за реабилитацию чего-то чрезмерного, переходящего в смешное?

Так или иначе, это не деньги. Не квартира. Не что-то материальное. Между прочим, 17 января 1992-го уже РАН установила членкорам месячные оклады за звание 250 рублей. Как раз когда такая сумма превращалась в пыль.

Так что же это была за борьба?

В общем, иногда именно странные вопросы могут привести к интересным ответам. И этот ответ – далеко не только «такой был человек». Об этом мы еще поговорим.

А пока – битва-то не кончилась. Вы думаете, человек получил все, что можно? Ничего не забыли?

Правильно, дача.

Письмо от 28 июня 1990 года. Президент Академии уже Гурий Марчук.

«У меня нет и не было ни дачи, ни садового участка…»

И ведь никогда не было! У кого угодно была, только не у Шепилова. Почему? Вот типично «шепиловская» история:

«19 февраля 1987.

Председателю Совета Министров СССР тов. Рыжкову Н.И.

Глубокоуважаемый Николай Иванович!

Поверьте, что, зная Вашу невероятную занятость, мне трудно было решиться писать главе Правительства по столь мелкому, личному вопросу. Но мне заявлено в Моссовете, что он может быть решен положительно только по распоряжению Совета Министров СССР…

В послевоенную пору причастный к дачным делам Министерства обороны генерал-лейтенант А.К.Тевченков посетил меня с альбомами-эскизами дачных строений и сообщил, что мне, как фронтовому генералу, выделен (на выбор из двух) участок в дачном поселке “Трудовая-Северная”, на прилагаемой карте они обведены красным цветом.

Работая Главным редактором “Правды”, Секретарем ЦК КПСС, Министром иностранных дел Советского Союза, я не воспользовался тогда и позже сделанным мне предложением о дачном участке. В результате моя семья… не получили и не имеют сейчас никакого загородного обитания.

Выделенный мне в свое время участок в дачном поселке “Трудовая-Северная” до сих пор свободен и, как слышно, отдельным лицам участки в этом массиве предоставляются и ныне…»

Да-да, он всю жизнь от всего отказывался: от дач, квартир побольше площадью, вообще от всего. А тут ему отвечают из исполкома Моссовета: «постановлением Совета Министров СССР от 30.12.60 № 1346 отвод земельных участков под индивидуальное дачное строительство повсеместно прекращен». Да неужели? А мы не знали. Но дачи за это время построили все кому не лень. Ну, или получили садовые участки.

Я хорошо помню эту историю. Вообще-то это не дед. Это его заклевали родные и близкие; я сам о даче не думал и вообще находился тогда на другой стороне земного шара. Но деду говорили, что «Димка не понимает», что уже есть правнучка по имени Анна, которую, как и раньше внука Димку, вывозят летом к каким-то хозяевам в какую-то деревню…

И кто-то из того же совета ветеранов подсказал деду простую мысль, которую он в итоге принял и вставил в письмо Рыжкову: я эту Москву защищал. Неужели мне нельзя теперь получить 12 соток подмосковной земли?

А ведь хорошо сказано.

Конечно, тут начали футболить бумаги. Зачем они в брежневское, да, как видим, уже и в горбачевское время это обязательно делали? Национальная особенность такая?

Но ведь дали. Дали – опять же – когда было уже поздно. Это сделала Академия наук, у которой были к старому академическому поселку прирезаны пустующие земли.

Заканчивал оформлять бумаги я уже после его смерти. Попытался что-то построить. Была середина 90-х, я не знал, будет ли мне что жрать завтра. После развода (знаете, в 90-е было много разводов и прочих неприятностей) получилось так, что у меня просто не оказалось ничего. Примерно как у моего деда в 1959 году. Например, было негде жить.

Под возмущенный вой уже и без того отчаявшихся от всего происходившего в стране академиков я продал единственное, что у меня было, – вот этот участок с недостроенным домом. Купил квартиру (она описана в романе «Дегустатор»). И с этой нулевой точки начал вторую жизнь. А не было бы дачи – не знаю, был ли бы я в данный момент в наличии.

Я, повторим, привык, что мой дед, какими