Пишите мне на медсанбат - Людмила Петровна Дробинская

Начсандив-72 майор К. П. Алексеев всегда вносил оживление в строгий стиль работы нашего отдела. Деловой, жизнерадостный, с известной долей лукавства, он, не мытьем, так катаньем, всегда «выцыганивал» все, что ему требовалось. На этот раз ему не пришлось выпрашивать — санотдел имел куда больше возможностей и тщательно укомплектовывал медсанбаты всех полков фельдшерами, санитарными инструкторами и санитарами. Но с начальником медснабжения интендантом третьего ранга М. Миндлиным Алексееву все же пришлось повоевать. Он положил перед ним длинные листы требования на медимущество и спирт. Миндлин надел очки, просмотрел заявку и сказал, что количество спирта завышено в ней в несколько раз.

— Скажите, пожалуйста, — сердито проворчал наш старый Миндлин, и у него нервно задергалось веко — след тяжелой контузии. — Где это видано, чтобы столько спирта отпускать одной дивизии?

Алексеев пошел с жалобой к начсанарму, а в нашу комнату в это время вошел фельдшер-статистик Иван Жабин и протянул Миндлину письмо. Тот торопливо взял треугольник, раскрыл его и углубился в чтение. Мы знали, что в эти минуты для него не существовало ничего, кроме письма от единственного сына.

— Как сынок? — участливо спросил наш замполит полковник Павлинов. — Как ему летается?

— Пишет, что все хорошо. Он где-то на Западном фронте, истребитель… — Теперь Миндлина можно было орать голыми руками. — Ну хорошо, так где же Алексеев? Пожалуй, можно прибавить 72-й дивизии еще граммов триста спирта…

Пришел в санотдел и Денис Иванович Банщиков. 268-я дивизия снова влилась в состав нашей армии. Банщиков выглядел очень утомленным, постаревшим. Его беспокоили головные боли. Нелегкими оказались для него дни борьбы за прорыв блокады.

Он присел возле меня, и мы вспомнили знакомых — живых и тех, кого недавно потеряли. Помолчали.

Начальник санитарного отдела армии полковник Гофман собрал в своем кабинете всех работников отдела. Шел серьезный разговор о роли каждого из нас в предстоящей операции. Предварил этот разговор заместитель начальника по политчасти полковник Павлинов. Пришел начальник тыла полковник Е. И. Цуканов, вручил каждому офицерские погоны, поздравил с новыми званиями. Теперь нас, полковников, подполковников, майоров, капитанов, отличает от командиров других родов войск лишь наша медицинская эмблема — чаша с обвивающим ее мудрым змеем…

10 февраля части 63-й гвардейской дивизии под командованием Героя Советского Союза гвардии генерал-майора Н. П. Симоняка при поддержке артиллерии и танков внезапным ударом прорвали оборону врага, освободили Красный Бор, а вечером заняли станцию Поповку Октябрьской железной дороги. Придя в себя от неожиданного удара, гитлеровцы стали подтягивать резервы и яростно контратаковать советские войска. Из Пушкина, Красного Села, Тосна вражеские батареи день и ночь били по Красному Бору, Феклистову и когда-то живописным поселкам Чернышеву, Мышкину, Красной Мызе, Степановке.

Со своими подразделениями в Красный Бор вышли медики рот, батальонов, полков. Там же сразу появился и наш армейский токсиколог майор Г. М. Муравьев с большим отрядом санитарных инструкторов и санитаров из 120 человек.

— Пораженных ОВ, к счастью, не предвидится, — сказал накануне Муравьев на совещании у начальника отдела. — Я, ста-ало быть, свободен и прошу направить меня в Красный Бор представителем санитарного отдела.

Начсанарм утвердил его своим «уполномоченным» для связи с полковыми медсанчастями и помощи в эвакуации раненых.

В тяжелейших условиях приходилось работать нашим медикам в Красном Бору. Вот отрывок из воспоминаний командира санитарной роты 190-го гвардейского полка гвардии капитана А. В. Медведева.

«Наш полк к концу первой декады февраля был значительно пополнен. За сутки до начала операции дивизионный врач полковник Н. А. Федин уточнил с медицинским персоналом пути эвакуации раненых и снабдил нас всем необходимым для работы. Поначалу мы развернули небольшую палатку для санчасти на берегу речушки, на полдороге между Колпином и Красным Бором, на голой местности, иссеченной траншеями и воронками. Полк скрытно занял исходные позиции. На рассвете 10 февраля артиллерия и авиация нанесли массированные удары по переднему краю противника. Когда пехота пошла в атаку, возле нашей палатки начали сосредоточиваться танки. Их высмотрел фашистский разведчик и сбросил бомбу. Палатку сорвало с кольев, людей и имущество разметало, нескольких человек контузило и ранило. На следующий день мы вошли в Красный Бор, заняв под санчасть подвал на юго-западной его окраине. Здесь мы оставались до конца операции.

Очень быстро войска захватили железнодорожную насыпь и вышли к поселку Мышкино. Бои усилились. Противник подтянул резервы, ожесточенно обстреливал всю местность. Нас отделяло от переднего края 7–8 километров. Пришлось медсанчасти выдвинуть вперед медицинский отряд. По предложению старшего врача Анатолия Николаевича Зотова палатки были поставлены в лощине между поселком Мышкино и железнодорожной насыпью у самых артиллерийских позиций, среди неброского, какого-то серенького кустарника. Но над нами господствовала высота, которую удерживал противник, и вся лощина интенсивно простреливалась. От передовых батальонных пунктов нас отделяло только 300 метров. Это было рискованно, но жизнь требовала, чтобы медицинская помощь была максимально приближена к переднему краю.

В ночь на третьи сутки боевых действий в Красном Бору мы полностью отработали пути эвакуации раненых и наладили дело. Однажды ранним утром к нам пришли дивизионный врач подполковник Федин и командир медсанбата подполковник Макаров. Они видели работу санитаров, доставивших раненых из батальонных медицинских пунктов. На их глазах протекала наша напряженная боевая жизнь. «Чем вам помочь, чем облегчить работу?» — спросил начсандив. Мы попросили где-нибудь рядышком поставить дежурную санитарную машину из медсанбата и прислать собачьи упряжки.

На следующий день у наших палаток остановились упряжки с проводниками. Дворняги смотрели на нас доверчиво и тихо поскуливали. Мы накормили собак, и они повезли на передовую боеприпасы, а оттуда доставили раненых. Собачьи упряжки нам очень помогли. Они старательно обходили участок обстрела, умело маскировались за складками местности. Там, где не мог проползти санитар или проводник, проходили собаки с волокушей. Иногда мы использовали собак для розыска раненых на нейтральной полосе.

17 февраля на участке обороны 3-го стрелкового батальона противнику удалось внезапной контратакой потеснить наши боевые порядки. Санитарные инструкторы Дряхлов и Ситченко вместе с ранеными оказались фактически на передовой. Я был в это время недалеко от батальонного медпункта. Слышу, кричит военфельдшер старший лейтенант Женя Корнеев: «Ребята, фашисты!» Санитары Александр Дроздов, Владимир Должиков, Ахмет Самратов огнем из автоматов и гранатами заставили фашистов отойти. Тяжело ранило военфельдшера Корнеева. Грудь его была в крови. Рука беспомощно висела вдоль тела.

Неохотно уходил в медсанбат военфельдшер Корнеев. Вместе с батальоном он воевал на Ханко, под Усть-Тосном, на левом берегу Невы. И комбат гвардии капитан Харитон Ефименко, и Корнеев,