100 петербургских историй, извлеченных из архивов и пожелтевших газет - Анна Сергеевна Манойленко

По всей видимости, автор записки – один из сослуживцев Полянского, кроме него на сторожевой службе при часовне находились три отставных унтер-офицера.

Расследование поручили начальнику сыскной полиции Петербурга знаменитому сыщику Ивану Дмитриевичу Путилину. По его распоряжению, за Полянским установили наблюдение, начали сбор сведений о его личности и образе жизни: ему – 55 лет, проживал с женой Акулиной Ивановной и свояченицей на казенной квартире в доме, расположенном напротив часовни. Официально его жалованье составляло 240 руб. в год.

Внешне биография отставного унтер-офицера выглядела вполне достойно. Происходил из крестьян Симбирской губернии. По рекрутской повинности в возрасте 23 лет определен на службу в лейб-гвардии Московский полк. В составе сводного отряда гвардии находился в Москве во время коронации императора Александра II, участвовал в подавлении польского восстания 1863 года. При выходе в отставку награжден нашивкой «за беспорочную службу». В течение десяти лет состоял сторожем часовни в домике Петра I и за «отличное усердие» высочайше пожалован двумя серебряными медалями на Станиславской и аннинской лентах.

Однако расследование полностью подтвердило подозрения. Как установил сыщик, Полянский, пользуясь доверием смотрителя «Первоначального дворца» Петра I Зиновия Дегтярева, присваивал «в свою пользу» часть средств от продажи свечей, которые благодаря массовой посещаемости иконы Спаса Нерукотворного раскупались верующими в «громадном количестве». Аналогичным образом сторож поступал с почтовыми переводами, которые поступали на адрес часовни в качестве пожертвований.

Ведя с виду «скромную жизнь», Полянский оперировал крупными денежными суммами, ссужая их под проценты различным лицам. «Злоупотребления по службе» и финансовые махинации позволили Полянскому приобрести в столице собственный дом у вдовы мещанина Агафьи Чириковой, однако в дальнейшем сторож перепродал его дочери старшего вахтера при Троицком продовольственном магазине Надежде Савельевой.

Записка Путилина об итогах расследования вместе с другими документами по «делу Полянского» была представлена на высочайшее рассмотрение, однако резолюции императора не последовало, а 4 февраля 1889 года Григория Полянского уволили со службы «по расстроенному здоровью».

Вероятнее всего, сторожу негласно предложили вернуть украденное в казну. Заключив своеобразную «сделку со следствием», тот в обмен на деньги и ценности получил возможность остаться на свободе и беспрепятственно покинуть столицу. Придворному ведомству удалось «сохранить лицо» и избежать громкого скандала, связанного с часовней. Кстати, ныне икона находится в Спасо-Преображенском соборе.

Дрова для декабристов

Когда говорят о выступлении декабристов на Сенатской площади, нередко упоминается, что бунтовщиков активно поддержали оказавшиеся рядом простолюдины. Возле площади собралась многотысячная толпа городских жителей. Как отмечается в журнале Комиссии о построении Исаакиевского собора, в какой-то момент со строительной площадки в присягнувшие Николаю I войска полетели «поленья, дреколья и прочие вред наносящие вещи».

Речь идет о площадке вокруг строившегося с 1818 года собора, получившей среди горожан прозвище «Исаакиевской деревни». Здесь располагались времянки рабочих, различные мастерские, подсобные помещения, для отопления которых на зиму заготавливались дрова. Как и любая строительная площадка, пространство рядом с будущим храмом заполнилось значительным количеством расходных материалов: песком, кирпичом, гранитом, мрамором…

Поддержка бунтовщиков со стороны «простого народа» придавала событиям 14 декабря особенно неприятный характер. Всего полвека назад отгремело восстание Емельяна Пугачева, и память о нем еще была жива в правящих кругах российского общества. Поэтому на происшествие вокруг «Исаакиевской деревни» власти обратили особое внимание.

Уже на следующий день Николай I приказал «расследовать случившееся на месте». Петербургский полицмейстер Матвей Чихачев вызвал к себе члена Комиссии о построении собора сенатора Ивана Гладкова, тот лично осмотрел «груды земли», с которых в правительственные войска бросали дрова и стройматериалы, побеседовал с рабочими и чиновниками. В тот же день Гладков представил рапорт управляющему Министерством внутренних дел Василию Ланскому и петербургскому генерал-губернатору Павлу Голенищеву-Кутузову.

Как утверждалось в документе, «рабочего народа находилось вчерась при строении 175 человек, но никто из оных, а также состоящих при строении инвалидов и прочих служителей и чиновников в оном происшествии не участвовал». По состоянию на 15 декабря 1825 года, все рабочие «заняты своим делом», а чиновники состояли «при отправлении должностей», и «ни малейшего беспокойства не заметно».

Комиссия о построении Исаакиевского собора заслушала вопрос «о дровах» на специальном заседании 21 декабря 1825 года. В журнале заседания отмечалось, что к моменту мятежа на строительной площадке храма имелись «поставки господина Дубенского однополенные дрова сосновые, еловые с ольховыми и осиновые». В ходе «происшествия» 14 декабря поленья были растащены «вломившимся в ворота черным народом для швыряния в кавалерию». Часть дров использовалась для обогрева правительственными войсками, находившимися на Сенатской площади в ночь на 15 декабря. В результате этих событий с площадки исчезло 32 сажени дров (около 78 кубометров).

Не желая вдаваться в детали щекотливой истории, комиссия вынесла определение: «Употребленные дрова в расход записать и со счета сложить». Были ли среди строителей Исаакиевского собора сочувствующие декабристам, так и осталось неизвестным.

По-видимому, решили не придавать «происшествию 14 декабря», как официально именовалось выступление декабристов, характер народного бунта в глазах общественности. В итоге эпизод с дровами предан забвению, и память о нем сохранилась лишь в архивных недрах.

Ссора в Публичной библиотеке

В нашем представлении читатель публичной библиотеки – интеллигентный благовоспитанный человек. Однако, как сейчас, так и сто лет назад, из этого правила найдутся исключения.

Вечером 21 февраля 1910 года поручик Михаил Руднев, закончив занятия в читальном зале Императорской Публичной библиотеки, собирался уходить. Спускаясь по лестнице в вестибюль, он увидел, как пожилой вахтер преградил путь в библиотеку какому-то господину. На вежливые уговоры служителя снять верхнюю одежду тот раздраженно бросил: «И зачем вас, болванов, поставили тут?!» – а затем, оттолкнув вахтера, прошел в уборную.

Когда мужчина вышел оттуда, вахтер снова обратился к нему с призывом соблюдать установленные правила, однако сердитый господин резко оборвал его: «Молчи, а то морду побью», – и направился к выходу. Возмущенный таким поведением читателя, Руднев предложил вахтеру сообщить начальству о случившемся и пообещал дать свидетельские показания.

Скандалистом оказался Вацлав Феликсович Цеховский – «вольнопрактикующий» журналист, автор популярных очерков о революционерах-народниках 1860-1870-х годов, выходивших в качестве бесплатного приложения к газете «Биржевые ведомости». Оказалось, что возмутитель спокойствия и ранее был замечен в грубом обхождении со служащими, постоянно нарушал правила поведения в читальном зале. О происшествии доложили директору библиотеки Дмитрию Кобеко, который распорядился лишить скандалиста права доступа в нее.

Вацлав Цеховский узнал о распоряжении неделю спустя, когда в очередной раз пришел