Жар-птица (кто предал российскую демократию) - Андрей Владимирович Козырев

следует. Вместо этого страны, подавшие заявки на вступление, должны пройти через процесс политического и военного сотрудничества, предваряющий достижение полного членства, который предположительно должен был занять несколько лет. Таким образом, идею вступления восточноевропейских стран в НАТО, с которой выступал Клинтон во время своей предвыборной кампании, следовало рассматривать в долгосрочной перспективе и в более широком европейском контексте.

Я поднял этот вопрос в беседе с Кристофером. Не вдаваясь в политические соображения, он сказал, что ни у кого в Вашингтоне нет ни времени, ни интереса для практического обдумывания будущего НАТО, не говоря уже о новых членах. Он был уверен, что идея расширения не появится в повестке дня в ближайшее время. Мы пришли к неофициальному пониманию, что к вопросам НАТО следует подходить с особой осторожностью, и согласились продолжить их обсуждение, избегая при этом любых неожиданных шагов.

Но ситуация неожиданно изменилась. Виновником этого политического разворота стал президент Польши Лех Валенса. Как и президент Чехии Вацлав Гавел, он был выдающимся лидером, вышедшим из антикоммунистической оппозиции, однако, в отличие от своего чешского коллеги, польский президент был выходцем не из интеллигентской, а из рабочей среды. В общении с Ельциным он предпочитал прямолинейный, если не сказать грубый стиль поведения — ему нравился образ простого, но честного парня, чуждого бюрократизму и дипломатическим интригам. Он чувствовал родственную душу в Ельцине, который со своей стороны любил играть роль «русского медведя», для которого решительность важнее дипломатической деликатности.

Итак, в августе 1993 года Борис Ельцин отправился с официальным визитом в Варшаву. В один из вечеров Валенса пригласил его поужинать один на один. Далеко за полночь я был разбужен звонком президента, что было совсем необычно. Я вошёл в апартаменты Ельцина и увидел, что он был почти не в состоянии говорить.

Тем не менее он сконцентрировался и сообщил мне, что договорился с Валенсой включить новый абзац в подготовленный текст политической декларации, намеченной к подписанию на следующее утро. Он передал мне лист бумаги с неровно написанным от руки текстом, но обсуждать что-то был не в состоянии.

Похоже, польский лидер прибегнул к уловке, которую любил использовать президент Казахстана Нурсултан Назарбаев и некоторые другие лидеры СНГ, вовлекавшие Ельцина в приватные разговоры. За дружескими тостами они убеждали его давать необдуманные обещания и подписывать бумаги с уступками, главным образом по торговым и финансовым вопросам. К тому времени, как Валенса попытался применить тот же приём, другие от него уже отказались, потому что мы научились справляться с такими ситуациями и дезавуировать непродуманные обещания президента. Валенса об этом не знал.

Я прочитал новый абзац и задумался. В нём Россия обязывалась поддержать намерение Польши вступить в НАТО как можно скорее. В принципе, я мог только поздравить Ельцина с таким однозначным подходом. Но он был опасно преждевременным.

В практическом плане Россия, Польша и другие бывшие советские государства находились ещё на очень ранней стадии обучения взаимодействию с НАТО в рамках Совета по североатлантическому сотрудничеству, образованного в 1991 году. Потенциальным кандидатам ещё только предстояло получить представление о том, как работает эта организация. Какое-то время было необходимо и для того, чтобы психологически облегчить перемены для военных, которым предстояло союзнически взаимодействовать с бывшим врагом.

На следующий день рано утром я поговорил с министром обороны Павлом Грачёвым, и мы вместе пошли к Ельцину. После короткого обсуждения он согласился с более общей формулировкой: Россия признаёт право Польши, как и любой суверенной нации, вступать в любые многосторонние организации по своему выбору, включая НАТО. Ельцину, конечно, было неловко отказаться от своего слова, данного польскому лидеру. Мы это понимали, но были вынуждены прямо напомнить ему, что декларация была одобрена заранее и что подобный ковбойский стиль подхода к чувствительным проблемам может только затруднить их решение в будущем. К счастью, президент с нами согласился. Ну а Валенса, поторговавшись, был вынужден принять более мягкую формулировку. Правда, потом на каждом углу рассказывал, как я пытался саботировать вступление Польши в НАТО.

«Ночная» формулировка была слита в прессу, и вскоре вопрос о новых восточноевропейских членах НАТО, известный как «расширение НАТО на восток», стал самой взрывоопасной проблемой в отношениях между Россией и остальной Европой. Хотя это произошло и не по моей инициативе, я счёл себя обязанным выразить Кристоферу своё сожаление по этому поводу на нашей следующей встрече в Вашингтоне. Самым важным было то, что мы потеряли всякую возможность обсуждать этот вопрос спокойно и искать его решение без политизированного давления внутри страны, которое немедленно усилилось. Варшавские посиделки «не только с чаем» заслуживают включения в учебники по истории как классический пример разрушительных для политики результатов поздних ужинов.

К сожалению, заявление стало стартовым сигналом. Польша, Чешская Республика и Венгрия немедленно потребовали от США и НАТО однозначного ответа: открыт ли альянс для новых демократий? Ни Вашингтон, ни Брюссель не могли сказать «нет». Экстремистские критики «медленного продвижения» обвинили бы Запад в предательстве стран, всё ещё стоящих перед лицом русской угрозы. По другую сторону российские ястребы подняли шум, обвинив меня в непонимании того, что НАТО остаётся организацией, направленной против России. Но при всём том с осени 1993 и до весны 1994 года Вашингтон не видел необходимости форсировать дорогостоящий процесс расширения НАТО.

Я всеми силами старался снизить накал страстей из-за возможного расширения альянса и делал всё возможное, чтобы отделить критику поспешного расширения от враждебности к НАТО в принципе. «Поспешное» было ключевым словом. Я пытался перевести публичную дискуссию на сроки вступления новых членов, что, на мой взгляд, означало бы: вопрос о расширении НАТО в принципе решён. А значит, мы больше не считаем НАТО враждебным альянсом. В программе NBC «Встреча с прессой» 26 сентября 93-го я сказал, что расширение НАТО не будет противоречить российским интересам. Но акцентировал: если альянс будет расширяться без России, это может создать напряжённость в Европе.

Параллельно я удвоил усилия по развитию военных контактов между Россией с одной стороны и США с НАТО с другой. Эти усилия дали результаты.

В начале сентябре состоялся официальный визит российского министра обороны Павла Грачёва в Вашингтон. На Грачёва произвел большое впечатление уровень вооружённых сил США и их статус в обществе. Он стал лучше воспринимать идею превратить российские вооружённые силы в партнёров и, возможно, союзников лучших армий мира. Даже демократический контроль над военными институтами в связке с адекватным и стабильным финансированием стал казаться ему вполне приемлемым. Прямые контакты между военными набирали силу, однако на этой стадии отношения между ними были ещё достаточно хрупкими. Они