Жар-птица (кто предал российскую демократию) - Андрей Владимирович Козырев

о звонках президента. Естественно, мы обменивались впечатлениями. Если голос Ельцина звучал чисто и энергично, мы понимали, что нас ждёт хороший рабочий день и мы будем соперничать за президентское время. Если его речь была хриплой и неразборчивой, мы старались не обсуждать с ним серьёзных проблем.

Поскольку большинство моих предложений требовало по меньшей мере частичной координации с военными, мы работали вместе с Грачёвым почти ежедневно. Постепенно я стал понимать логику военных, а Грачёв стал более внимателен к внешнеполитическим последствиям, заложенным в военных решениях. Совместные поездки в зоны конфликтов убедили меня, что как минимум одна черта у нас с Павлом Грачёвым общая — это презрение к трусам и трусости.

Однако не всё в наших отношениях складывалось гладко. В августе 1993 года Грачёв и я проводили отпуск на черноморском курорте в Сочи, на двух соседних государственных виллах рядом с резиденцией, где отдыхал Ельцин с семьёй. Поползли слухи, что абхазские сепаратисты всего в нескольких километрах от Сочи готовятся нарушить перемирие, контролируемое российскими войсками, и напасть на грузин, чтобы захватить крупнейший город региона Сухуми. Я предложил Грачёву встретиться с лидером сепаратистов Владиславом Ардзинбой и неофициально посоветовать ему искать политическое решение длительного вооружённого конфликта в Абхазии. Грачёв согласился, и я позвал его с Ардзинбой к себе дружеский ужин.

Был прекрасный вечер. Мы наслаждались редким моментом расслабленного, неформального застолья с традиционными абхазскими и грузинскими блюдами и местным вином на открытой террасе с видом на море. Ардзинба и его жена мало отличались от моих знакомых московских интеллигентов. Они оба были кандидатами наук и раньше работали в научно-исследовательских институтах. Мы вспоминали моменты нашей московской жизни, и я не мог поверить, что этот человек возглавляет целую армию бойцов, среди которых остервенелые ультранационалисты и хладнокровные наёмники, готовящиеся к очередным массовым убийствам.

После ужина Ардзинба пообещал нам как своим друзьям, что он первым не нарушит перемирие с Грузией. Напомню, что, согласно кавказской традиции, обещание, данное под честное слово, имеет особый вес. Я отнёсся к тому, что он сказал, с доверием.

Но через три недели, 16 сентября, боевики Ардзинбы напали на грузин. Я подозревал, что это стало возможным при неофициальной поддержке российских военных. У меня были на то основания: тяжёлые вооружения, особенно артиллерия, находились на хранении у российских миротворцев. Выяснилось, что вооружения были возвращены только абхазам. Более того, им дали возможность беспрепятственно пересечь разделительную линию, патрулируемую российскими миротворцами. При таком одностороннем преимуществе они быстро захватили большую территорию и изгнали грузинское население. Были разрушены десятки грузинских домов, погибли люди…

В результате они полностью взяли под контроль территорию, которую ранее провозгласили независимой Абхазией, и обеспечили на ней своё этническое доминирование. До их нападения грузины составляли около половины населения этой территории. Грачёв отрицал, что дал согласие на одностороннюю поддержку, но, насколько я знаю, никто из генералов, командующих миротворцами, не получил от него взыскания.

После окончания боевых действий я облетел регион на вертолёте. Опустошение напомнило мне жуткие картины районов, подвергшихся этнической чистке, которые я наблюдал из самолёта в Боснии, — и тут, и там даже животные разбежались или были убиты. На обратном пути я сделал короткую остановку в городе, где находился штаб и российских миротворцев и сепаратистов. Разговаривал я, по понятным причинам, только с российскими офицерами и военнослужащими. Я чувствовал себя подавленным и обманутым лично. При встрече я отказался пожать руку Ардзинбе.

Грузинский президент Эдуард Шеварднадзе тоже прилетел в зону боёв и в Сухуми чуть не попал в плен к абхазам. По приказу Ельцина российские десантники спасли его, обеспечив безопасное возвращение в Тбилиси. Шеварднадзе попросил Россию сохранить свои миротворческие силы вдоль новой разделительной линии. Другого выбора не было.

В результате этих событий Запад окончательно отказался от миротворческих операций в районах конфликтов на постсоветском пространстве. Наши партнёры не желали делить с нами ответственность за прекращение огня. Надо сказать, что сомнения у них были и раньше. Во время нападения в Абхазии в регионе было только восемь международных наблюдателей вместо восьмидесяти восьми, предусмотренных планами Совета Безопасности ООН.

И это были наблюдатели, а не реальные миротворцы.

В своём выступлении перед Генеральной ассамблеей ООН 28 сентября 1993 года я подчеркнул, что Россия внесла серьёзный вклад в установление и поддержание перемирий в четырёх конфликтных зонах на постсоветском пространстве, а также в нормализацию и начало национального диалога в Таджикистане. Проблемы, с которыми Россия — и не одна Россия — сталкивалась в этих конфликтных зонах, были слишком важны, чтобы Запад мог конкурировать за сферу влияния или бездействовать, исходя из неосновательного предположения о неоимперских планах России. Я напомнил с высокой трибуны, что российские дипломаты приложили огромные усилия, чтобы добиться одобрения Ельциным прямых военных операций ООН в регионах, которые рассматривались многими в Москве как свой задний двор и соответственно — как сфера своего исключительного влияния. Однако Запад предпочёл отстраниться и критиковать, нежели участвовать в сложной работе на постсоветском пространстве.

Мои противники в Москве тут же углядели в моей речи уступки Западу и приглашение ООН к вмешательству в традиционно российскую сферу влияния. Запад, настаивали они, никогда не будет помогать России, а скорее воспользуется любой возможностью, чтобы создать ей политические проблемы на постсоветском пространстве.

Октябрьский мятеж

Даже в тот момент, когда я выступал перед Генеральной Ассамблеей ООН 28 сентября, говоря о необходимости международных миротворческих усилий в конфликтных зонах, моей главной заботой был политический кризис, который разворачивался в России и грозил перерасти в гражданскую войну.

Напомню, что осенью 1993 года резко обострился конфликт между командой президента и Верховным Советом. Несмотря на результаты референдума, Верховный Совет продолжал торпедировать реформы и провоцировать президента. Многие демократически настроенные депутаты покинули парламент и перешли на работу в структуры исполнительной власти. Таким образом, большинство мест в Верховном Совете оказалось у коммунистов.

Они не оставляли попыток расширить законодательные полномочия за счёт власти президента. Фактически парламент деградировал, превратившись в реакционную организацию, блокировавшую конституционную и другие реформы и поддерживавшую вице-президента Руцкого в борьбе за власть с президентом. На мой взгляд, устаревший институт фактически утратил легитимность.

Двадцать первого сентября, за несколько дней до моего отлёта в Нью-Йорк на сессию ООН, Ельцин издал указ о прекращении деятельности Верховного Совета. На декабрь был назначен референдум д ля принятия новой конституции, которая должна узаконить новый, отличный от советского типа, парламент. Президентский указ также предусматривал всенародные выборы нового парламента. До выборов президент оставлял за собой право управлять Россией с помощью президентских указов.

В ответ часть депутатов