Жар-птица (кто предал российскую демократию) - Андрей Владимирович Козырев

Верховного Совета под предводительством Руслана Хасбулатова проголосовала за объявление президента вне закона и назначение вице-президента Руцкого президентом. Руцкой немедленно приказал Вооружённым силам и правоохранительным органам подчиняться только ему. Из прессы мы узнали, что он выдал ордер на арест Ельцина и некоторых известных демократов, включая меня.

Судьбоносная отсрочка

Содержание ельцинского указа не было для меня новостью. Одиннадцатого сентября я был приглашён на официальный обед на государственную дачу Ельцина, а не в обычное место наших встреч — Президентский клуб. Присутствовали также Павел Грачёв, Виктор Ерин, Александр Коржаков и исполняющий обязанности министра безопасности Николай Голушко. Ельцин попросил каждого из нас прочитать и прокомментировать проект указа о роспуске Верховного Совета. Я выступал последним, все остальные поддержали проект. Ко всеобщему удивлению я сказал:

— У меня есть серьёзное возражение, Борис Николаевич.

Ельцин взглянул на меня в недоумении. То же сделали и присутствовавшие министры. У меня была репутация радикального демократа, вечно открыто полемизировавшего с коммунистами и националистами в Верховном Совете.

Выдержав паузу, я продолжил:

— Такой указ надо было издать намного раньше.

У меня были основания так говорить. Референдум однозначно продемонстрировал поддержку курса президента на продолжение реформ. Особую ценность этому мандату доверия придавало то, что его выдали люди, которые платили за реформы очень высокую цену. Избиратели высказались за новые выборы и новую конституцию взамен устаревшей советской. Второго июня 1993 года было созвано конституционное совещание, которое занялось подготовкой проекта нового Основного закона РФ. В нём участвовали представители органов государственной власти, местного самоуправления и общественных организаций. Всего более восьмисот человек. 12 июля 1993 года участники согласовали проект новой конституции, подготовленный лучшими юристами страны. То есть референдум на самом деле дал толчок продолжению реформ, и они набирали обороты. И тут, совершенно необъяснимо, Ельцин опять как-то сник и ушёл в тень. Он вернулся к активной политике только в сентябре, когда оппозиция уже перегруппировалась и получила подкрепление, не оставив никакой возможности для компромиссного решения.

Вот почему я сказал, что указ нужен был давно.

— Хорошо. Мы дали депутатам более чем достаточно времени, чтобы образумиться. И мы не можем себе позволить больше ждать. Страна должна двигаться вперёд, а не назад, к старой системе, — сказал Ельцин при всеобщем одобрении.

Однако после опубликования указа мы столкнулись с колебаниями внутри силового блока. Оппозиция этим воспользовалась. Руцкой окружил себя высокопоставленными офицерами, до недавнего времени входившими в окружение Ельцина, включая министра безопасности Виктора Баранникова. Подстрекаемые лидерами оппозиции, вооружённые люди стали собираться вокруг московского Белого дома. По моей информации, эти ополченцы состояли в основном из ультранационалистов и уголовников, к которым примкнули военизированные формирования, прибывшие из Абхазии и Приднестровья для последней схватки с «предателями» — сторонниками ельцинской политики компромиссов.

При почти полном бездействии полиции эти вооружённые толпы становились с каждым днём всё агрессивнее.

Около десяти часов вечера 2 октября в Нью-Йорке, во время официального ужина в ООН с участием глав делегаций и генерального секретаря Организации Бутроса Бутроса-Гали, я получил экстренный звонок из российского представительства. Группа сторонников Руцкого и Хасбулатова только что силой прорвалась на Смоленскую площадь к зданию МИДа в Москве. Редкое полицейское оцепление рассыпалось, и протестующие, легко оттеснив единственного охранника, ворвались внутрь министерства. Многие в толпе были пьяны и вооружены автоматами и ручными гранатами. Проскандировав радикальные лозунги, смешанные с руганью в адрес Запада, демократов и евреев, толпа двинулась дальше. Всё это произошло при полном отсутствии полиции.

На следующее утро новости из Москвы стали ещё тревожнее, а днём CNN показал, как Руцкой выкрикивает команды перед толпой вооружённых людей с коммунистическими красными флагами и нарукавными повязками с квазинацистской символикой, приказывая им захватить правительственные учреждения и телевизионный центр в Останкине. Вне всяких сомнений — банда Руцкого — Хасбулатова начала вооружённое восстание против всенародно избранного президента. Ночью Гайдар выступил на митинге сторонников Ельцина и призвал людей ответить на силу силой. Страна стояла на пороге гражданской войны, и только решительные действия президента и правительства могли — и действительно в итоге смогли — предотвратить такое развитие событий. Именно это я и сказал на заключительной пресс-конференции в Нью-Йорке.

До президента Ельцина я не мог дозвониться в следующие 36 часов. «Вы же знаете, сегодня воскресенье, — сказал мне секретарь после очередной неудачной попытки, — и президент просил не беспокоить его во время семейного ужина». Однако телевизионная картинка не оставляла сомнений в том, что воскресный вечер спокойным не был. Другие мои собеседники в Москве были явно встревожены отсутствием информации о президенте на фоне вооружённых столкновений в столице.

Я решил лететь домой днём 3 октября. Новости из Москвы достигли такого уровня напряжённости, что корреспонденты западных информационных агентств открыто обсуждали вопрос: кто — Ельцин или Руцкой — руководит Россией и кто на следующее утро обратится к стране из Кремля.

Можно представить, в каком состоянии мы провели девять часов в воздухе. Я ни с кем не разговаривал и постарался поскорее заснуть. Засыпая, подумал о том, что при любом исходе это мой выбор. И я о нём не жалею. Моя дочь была в безопасности.

Я оставил её в Штатах в школе-интернате недалеко от Нью-Йорка, дав однозначное указание — она может покинуть школу только со мной или под опекой указанного мной лица. Никаким российским дипломатам или любым официальным лицам не разрешалось говорить с ней или забирать её из интерната. Память о советской практике брать детей в заложники, чтобы добраться до их отцов, была ещё слишком свежа в моём поколении.

Я приземлился в Москве около девяти часов утра 4 октября. Мой телохранитель сообщил, что кремлёвская охрана остается верна президенту, несмотря на приказы Руцкого. Я поехал прямо в Кремль. Офицер безопасности пропустил меня в совещательную комнату Ельцина. «Только поздороваться, не больше. Он устал».

— Вы правильно сделали, что вернулись раньше, — заявил Ельцин. — Прошлая ночь была тяжёлой. Но теперь будет лучше. Встретимся позже, обсудим дела. Идите к Черномырдину. Я поручил ему возглавить операцию.

Одним рукопожатием он одновременно и поздоровался, и отпустил меня. Тем временем Грачёв лично отправился командовать моторизованным подразделением десантников, направленным для подавления восставших.

Я нашёл Черномырдина в хорошей форме и боевом настроении в окружении ключевых министров. Не успел я заговорить с ним, как к нему подошёл помощник с новостью:

— Мне сейчас позвонил ближайший помощник Хасбулатова. Они готовы пойти на уступки и возобновить переговоры.

— Они прервали переговоры и начали кровавую драку. Они преступники и пойдут под суд, а не на переговоры. Скажите им, чтобы сдавались, и чем скорее, тем лучше! —