Жар-птица (кто предал российскую демократию) - Андрей Владимирович Козырев

Апрельский референдум

В марте 1993 года IX внеочередной Съезд народных депутатов после неудачной попытки импичмента назначил референдум по доверию власти на 25 апреля. Было сформулировано четыре вопроса.

Доверяете ли вы президенту Российской Федерации Борису Ельцину?

Поддерживаете ли вы экономическую и социальную политику, проводимую президентом и правительством Российской Федерации с 1992 года?

Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов президента Российской Федерации?

Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов парламента Российской Федерации?

Перед референдумом сторонники Ельцина Геннадий Бурбулис, Егор Гайдар, Галина Старовойтова, Сергей Юшенков, Виктор Шейнис, Пётр Филиппов, Николай Волков и другие работали день и ночь, формулировали политические лозунги и выстраивали коалиции, мобилизовали активистов и организовывали митинги. Бывший министр печати Михаил Полторанин, получивший после отставки пост руководителя Федерального информационного центра России, проводил еженедельные совещания с большой группой журналистов, рассказывая им о нашей стратегии и отвечая на вопросы. Я сократил количество зарубежных поездок, чтобы участвовать в общей работе, и использовал свои медийные возможности для пропаганды главного лозунга референдума: «Да — да — нет — да». Это была своего рода подсказка правильных с нашей точки зрения ответов. На этом слогане строилась вся кампания поддержки референдума.

Наши усилия были не напрасны. Результаты референдума — более пятидесяти процентов ответов «да» на вопросы 1, 2 и 4, и всего около тридцати двух процентов на третий вопрос о досрочных перевыборах президента. Это была победа! Демократы настоятельно призывали Ельцина удвоить усилия, чтобы воспользоваться ситуацией и консолидировать народную поддержку, продвинуть вперёд реформы, принять новую конституцию. Она должна была обеспечить прочную основу и для досрочных выборов народных депутатов, и для создания демократических государственных институтов в соответствии с волей народа, выраженной в результатах референдума. Однако реальная политическая ситуация после референдума практически не изменилась. Парламент по-прежнему делал всё возможное, чтобы торпедировать волю проголосовавших.

Правда, Ельцин был в это время как-то недостаточно энергичен. Он, по-видимому, посчитал самым важным вопрос о доверии президенту. Между тем сторонники реформ связывали доверие президенту с поддержкой самого курса реформ, вопросом номер два. Именно эта связка давала возможность построить широкий фронт сторонников демократических реформ. Но, казалось, Ельцин не готов заниматься строительством такого фронта. Более того, он попытался использовать результаты референдума для усиления своей личной власти. Я это видел, но продолжал надеяться, что результаты референдума изменят политический климат в стране, и я смогу проводить прежний внешнеполитический курс.

Однако силы, которые объединились вокруг Скокова, продолжали гнуть свою линию. Уже в начале мая 1993 года они повели очередную атаку на независимость министерства иностранных дел. На этот раз она не ограничилась зонами конфликтов, а была нацелена против всей внешней политики Ельцина. Межведомственная комиссия по внешней политике под руководством Скокова представила проект под заголовком «Концепция внешней политики», в котором акцентировались трудности в отношениях с Западом в целом и с США в частности.

Ельцин наконец понял, что стоит за активностью секретаря Совета безопасности, 6 мая публично обвинил Скокова в нелояльности и через несколько дней уволил его. Однако многие люди Скокова остались в структурах власти и силовых ведомствах, продолжая его дело.

Президентский клуб

Мои позиции после отставки Скокова значительно укрепились. 12 июня 1993 года Ельцин пригласил узкий круг высших чиновников на неформальный ужин, чтобы отметить два события, происшедшие в этот день: в 1990 году Верховный Совет

РСФСР, тогда ещё входившей в СССР, принял Декларацию о государственном суверенитете, а в 1991 лидер России впервые был избран всеобщим голосованием. За столом собрались премьер-министр Виктор Черномырдин, начальник Главного управления охраны Михаил Барсуков, министр внутренних дел Виктор Ерин, министр обороны Павел Грачёв, первый помощник президента Виктор Илюшин, глава президентской охраны и самый близкий к Ельцину человек после членов его семьи Александр Коржаков, первый заместитель премьера Владимир Шумейко, а также тренер Ельцина по теннису Шамиль Тарпищев и журналист, помогавший Ельцину писать мемуары, Валентин Юмашев. Этим вечером Ельцин объявил об образовании Президентского клуба со всеми присутствующими в качестве его сооснователей.

Таким образом образовался президентский ближний круг. Отношения внутри него были дружескими. Мы встречались в неформальной обстановке почти ежедневно за ужином, иногда за обедом и ранним утром на теннисном корте (отсюда второе название — «президентский теннисный клуб»). Клуб действовал как неофициальный консультативный совет президента, его влияние было намного бóльшим, чем любого «отдельно взятого» официального лица, независимо от занимаемой им должности.

Признаюсь, что я со своими радикальными демократическими взглядами чувствовал себя в этой компании не очень комфортно. Четверо членов клуба принадлежали к силовым структурам. У них не было собственной политической повестки, их советы основывались на анализе информации, который готовили соответствующие ведомства. Виктор Черномырдин, редкий гость на ужинах и к тому же не теннисист, придерживался похожего подхода в экономической и управленческой сферах. Виктор Илюшин никогда не высказывался по политическим вопросам, его зоной ответственности оставалось рабочее расписание президента и документооборот. Шамиль Тарпищев, превосходный теннисист, также держался в стороне от политических вопросов. Валентин Юмашев не занимал никакой официальной должности, но пользовался своей возможностью влиять на Ельцина — предполагаю, что в пользу реформаторов, но очень осторожно. Владимир Шумейко был единственной политической фигурой демократической ориентации и иногда моим партнёром в парной игре. Всех членов Президентского клуба объединял успешный опыт выживания на высших должностях, прагматизм и личная преданность Ельцину.

Клуб собирался в большой правительственной резиденции на Воробьёвых горах, в двадцати минутах езды от Кремля. Она была окружена высоким забором и постами охраны. Здесь был ресторан, зимний сад, тренажёрный зал, большой бассейн, бильярдная, сауна и три теннисных корта. Многие приезжали сюда по утрам позаниматься в зале, поплавать, пообщаться в отсутствие президента. Коржакову как начальнику службы безопасности президента дежурные телохранители сообщали, когда Ельцин собирался выехать из своей резиденции в Кремль. По этому сигналу мы заканчивали спортивные упражнения и спешили на свои рабочие места. У Ельцина была привычка звонить по прямой линии нам в кабинеты. Иногда создавалось впечатление, что он звонил не для того, чтобы обсудить что-нибудь существенное, а чтобы проверить, находимся ли мы на месте.

Неожиданная дружба

До определённого момента у меня не было дружеских отношений ни с одним из силовых министров. Но наши занятия спортом в Президентском клубе изменили ситуацию. Неожиданно для меня у нас сложились дружеские отношения с министром обороны Павлом Грачёвым, который был очень близким человеком президента Ельцина. Постепенно у нас выработалась привычка оповещать друг друга