Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко

и Ирландии в доктрине, культе, поведении и управлении в соответствии со словом Божьим по примеру наилучшей реформированной церкви; [мы] приложим усилия, чтобы принести Божьи церкви в три королевства, для того, чтобы установить связанность и единообразие в религии, исповеди и вере, сформировать церковное управление для [осуществления] культа и наставления»[290]. Аналогично и вторая статья договора провозглашала «полное искоренение папизма, прелатства…, идолопоклонничества…, и всего того, что противоречило бы [христианской] доктрине и Божьей власти», поскольку «Бог один и его имя едино во всех трех королевствах»[291].

Договор Священной лиги и ковенанта отдавал дань одновременно и историческим правам трех частей королевства, и претензиям на углубление интеграции в рамках единой нации. Несмотря на то, что третья статья акцентировала внимание на привилегиях парламентов и свободах трех королевств, уже в пятой провозглашалась политическая уния в совместных интересах трех наций и их потомков[292]. Для одних более тесная англо-шотландская уния была залогом того, что жители северных частей королевства не будут более лишены права участия в обсуждении внешнеполитических и экономических вопросов, для других на первом месте по значимости стояло обеспечение свободного развития пресвитерианизма[293].

Несмотря на идею, выраженную в пятой статье договора, уния, провозглашенная в 1643 г., являлась, скорее, религиозным союзом трех королевств, который должен был реализовываться в рамках пресвитерианской доктрины. Стремление «установить связанность и единообразие в религии» не обязательно предполагало политическую гомогенизацию – именно это отличало контракт 1643 г. от того, который был реализован более полувека спустя в договоре о парламентской унии, воплотившей в первую очередь идею политического единства.

Договор 1643 г. не реализовал надежд, возлагаемых на него шотландцами. Английский пуританизм сохранял свою независимость, и цели британских пресвитериан не были достигнуты. Между тем, определенные практические результаты Священной лиги и ковенанта были воплощены в жизнь. Вестминстерская Священная ассамблея, орган, собравшийся в Лондоне и претендовавший на выработку совместных идей британского протестантизма, инициировал несколько документов, которые лишь в незначительной степени оказали влияние на английских индепендентов, будучи адаптированы, главным образом, шотландским пресвитерианизмом. Более того, многие шотландские ковенантеры, не удовлетворенные провалом Священной лиги и ковенанта, продолжали чтить его как вечный завет.

Иначе говоря, шотландцы считали себя связанными священными обязательствами, в рамках которых несли миссию установления религиозной унии с англичанами. Этот юнионизм был ключевой идеей шотландского пресвитерианизма, происходившей из идеи исключительности и особого завета шотландцев с богом. Уже в середине XVII в. идентичность, приобретавшая форму концентрического шотландско-британского дуализма, появляется как производная от религиозной идеи.

Кромвелевское завоевание Шотландии значительно осложнило становление идеи Британии. Несмотря на провозглашение доброй воли в объединении Англии, Шотландии и Ирландии, в глазах сторонников епископата и роялистов британская интеграция была не менее дискредитирована, чем республиканская идея. С другой стороны, пресвитериане-ковенантеры не утратили веры в идеал ковенантской унии и божьей ковенантской монархии. Реставрация 1660 г. была восстановлением не только прежних практик управления государством, но также и отбросила Британию к ситуации унии корон, что явилось шагом назад с точки зрения степени централизации, достигнутой в течение первой половины XVII в.

Дискурс, основа которого была заложена в 1643 г., долгое время оказывал влияние на шотландских пресвитериан, делая их заложниками юнионистских притязаний, отраженных в договоре Священной лиги. Англо-шотлансдская уния, понимаемая как союз божиих церквей, инициированный шотландскими пресвитерианами, являлась ковенантским императивом и предприятием[294]. Именно поэтому многие шотландцы рассматривали союз 1707 г., экономический и политический по своему характеру, как измену истинной шотландской юнионистской традиции, черпавшей свои истоки из религиозных амбиций пресвитерианизма, воплощенных в договоре 1643 г.

Хотя Священная лига и ковенант упоминали унию, это был общий контекст, где ничего не говорилось о механизме ее достижения. Причины этого отступления шотландцев от характерной для них настойчивости кроются в том, что новая лига и ковенант были для них компромиссом. Сами англичане рассматривали религиозный вопрос как разменную монету в проблеме военного союза, столь необходимого им для борьбы с королем. Религиозная реформа на манер шотландской не могла их устроить, хотя переговоры о ней и велись. Думается, что из схожих соображений исходили английские комиссионеры и в переговорах об унии.

Сторонники же ковенанта, ясно осознавая, что помощь шотландской армии англичанам сразу же положит конец гражданской войне и приведет к победе армии парламента, продолжали надеяться на принятие их условий по вопросу и о религиозной реформе, и по проблеме унии. Веря, что удовлетворение их условий поспособствует безопасности Шотландии, они были убеждены, что все их условия будут приняты в Лондоне[295], а именно этого и опасалось большинство англичан. Вскоре, как и в 1640–1641 гг., шотландцы убедились, что англичане проявляют незначительный интерес к столь важным для посланников из Эдинбурга вопросам. Давая свою оценку ходу переговоров на Священной ассамблее, они отмечали малую вероятность, что стороны найдут общий язык по вопросу об унификации церковного управления, и при этом английская сторона настаивала на решении вопроса об использовании шотландской армии в войне против короля[296]. Гражданские депутаты от Шотландии были инструктированы работать сообща с английским парламентом ради достижения мира и усиления унии, но с противоположной стороны они не увидели взаимного желания к сближению, да и часть шотландцев тоже была настроена враждебно по отношению к англичанам. Ситуацию еще более осложнило то, что, хотя шотландская армия, выступившая на стороне парламента, сыграла главную роль в победе над Чарльзом, успех роялисткого восстания маркиза Монтроуза в самой Шотландии вынудил их отозвать часть своей армии на север, что нанесло дополнительный удар по репутации шотландцев[297].

Уже в 1644 г., первый год ковенантской интервенции в Англию, шотландцы стали терять иллюзии по отношению к своим английским соратникам. В то время как парламент в Лондоне был более озабочен вопросами законодательного ограничения деятельности короля, шотландцы рассматривали религиозные вопросы в качестве первоочередных, и аргументы были те же самые, что в 1640–1641 гг. – необходимость обеспечения религиозного союза. Расхождения между сторонами стали еще более очевидны в вопросе о мире. Англичанам казалось, что все возрастающее количество шотландцев оказывает на них давление, а все большее число шотландцев считало себя неудовлетворенными тем, как развиваются отношения с Англией. Решающий поворот был сделан тогда, когда, учитывая желание шотландцев, английский парламент принял решение о начале переговоров с королем и послал Чарльзу в ноябре 1644 г. соответствующее предложение, в котором был сделан сильный акцент на необходимости унии. Наряду с идей об обеднении и унификации религии и церковного управления, в документе говорилось, что шотландская и английская армии будут поставлены под контроль комиссионеров, назначенных парламентом. Представители двух сторон должны были встречаться и обсуждать вопросы мира между королем и парламентом,