История карфагенян - Вернер Хусс

же нельзя обойти тот факт, что Полибий и Ливий, упоминая сагунтинцев, говорят о «союзе» или «союзниках». Это выражение, однако, более чем сомнительное хотя бы уже потому, что римская сторона, используя титул «союзники», имела целью охарактеризовать карфагенское поведение как противоправное. Это возложение вины, как кажется, совершенно соответствует уже упомянутым антикарфагенским высказываниям римских политиков и историков, высказываниям, которые в огромной степени надо считать ошибочными. Если же Рим и Сагунт действительно заключили союзный договор, то этот договор с самого начала был полностью недействительным, так как договор с Гасдрубалом, в котором как карфагенской, так и римской стороной Эбро признавалось границей взаимных интересов, запрещал заключение договоров, которые давали бы возможность военного вмешательства одного государства в сферу интересов другого государства. Если бы было признано, что пакт о помощи был заключен еще до договора с Гасдрубалом, то должно было быть принято и наличие клаузы, относящейся к Сагунту и в договоре с Гасдрубалом. Но этого не было.

Представляется, что сагунтинцы не были ни «сдавшимися» (dediticii), ии «союзниками» (socii) римлян. Государственно-правовые отношения, существовавшие между Римом и Сагунтом, были предположительно отношениями «дружбы» (amicitia).

Как уже говорилось, надо, однако, считаться с тем, что во время дипломатической перебранки накануне войны римляне в дискуссии использовали титул «союзники», и поэтому можно полагать, что римско-сагунтинские отношения были более тесными, чем это было возможно, исходя лишь из юридических допущений. Такой образ действий объяснил бы также, почему тогда на базе договора Лутация развернулась дискуссия по вопросу союзников с обеих сторон. Поскольку римские дипломаты не могли оперировать договором с Га-сдрубалом, а это было ясно и им, и их карфагенским контрагентам, то они в качестве основы для дискуссии выставили договор Лутация, ибо этот договор содержал ясную гарантию безопасности союзников обоих партнеров. Очевидно, карфагенские сенаторы и не пытались опровергнуть утверждение, что сагунтинцы являются «союзниками» римлян, а ограничивались указанием на то, что имя сагунтинцев не содержится в списке союзников, который был приложен к договору Лутация. Очевидно, они считали это указание достаточным для оправдания своего поведения по отношению к Сагунту. И кажется, что эта аргументация не произвела впечатление на римских послов, ибо они отказывались от дальнейших обсуждений правовых проблем.

Из всего приведенного выше надо сделать вывод, что римляне не могли привести никаких оснований, которые соответствовали бы нормам международного права, когда они в 218 г. вступили в войну, которая должна была решить проблему их господства над странами Западного Средиземноморья. Но этот простой факт римские политики и историки покрыли дымовой завесой, когда они, с одной стороны, считали с политической точки зрения неуместным говорить неукрашенную правду, а с другой — сами прониклись идеологически обусловленным убеждением, что любая война, какую вел Рим, являлась «справедливой войной». Поэтому высказывания античных авторов, которые рассуждают с римской точки зрения о причинах, приведших к II Римской войне, мало что освещают.

Но то, что римляне были вынуждены перед началом войны все же лицемерно ссылаться на юридическое основание, а именно на существующие обязательства по отношению к Сагунту, говорит о том, что они и сами сознавали не только неправомерность своих действий, но и далеко идущее значение своего решения.

Здесь встает также вопрос, почему в течение многих месяцев, пока шла осада Сагунта, Рим не реагировал на это вооруженным путем. Возможно, сенаторы еще не завершили дискуссию о мерах, какие в таком случае необходимо принять: решение, многие аспекты которого необходимо было обсудить, было чрезвычайно тяжелым.

Рим, который в годы перед началом Ганнибаловой войны добился решающих военных успехов в долине По и в Иллирии, теперь решил устранить последнего соперника, еще существовавшего в Западном Средиземноморье. На вопрос, какие территориальные завоевания планировали римляне, ответить трудно. Но может быть, в этой связи стоит упомянуть, что, по сообщению Полибия, перед началом войны римляне намеревались воевать в Испании и, может быть, о ней, об Испании, и думали.

ХОД войны

От перехода через Эбро до битвы при Каннах (218–216 гг.)

После падения Сагунта римские послы, как уже упоминалось, направились в Карфаген, чтобы в ультимативной форме поставить сенаторов перед выбором: или выдать «нарушителя мира» Ганнибала и его «советников» (Полибий), или самим оказаться в состоянии войны. Карфагенское правительство, естественно, не могло согласиться с выдачей Ганнибала. Поскольку с отказом в выдаче все уже было решено, карфагенская сторона могла только стремиться возложить вину за начало войны на противную сторону. Однако римские послы не согласились с аргументами карфагенских ораторов. «Старейший из них указал сенаторам на свою пазуху и прибавил, что здесь он принес и войну, и мир и вытряхнет и оставит им то или другое, как они прикажут. Царь карфагенян предложил послу вытряхнуть то, что им угодно. Лишь только римлянин объявил, что вытряхивает войну, тут же большинство сенаторов воскликнуло, что они принимают войну» (Полибий)[67].

Известие об объявлении римлянами войны застало Ганнибала в Новом Карфагене. Туда он возвратился после завоевания Сагунта. Обратимся к тому времени. Как кажется, не позднее захвата Сагунта, но, вероятно, уже после прибытия римского посольства в Новый Карфаген Ганнибал был убежден в неизбежности карфагено-римской войны. Но что Ганнибал уже до прибытия римского посольства в Новый Карфаген стремился к войне с Римом, едва ли вероятно. Теперь, будучи убежденным в агрессивности римской политики, он счел самым разумным не прибегать к обороне, а захватить инициативу. И ясно, что свои планы наступательной войны он поставил в зависимость от сообщения об объявлении римлянами войны.

Прежде всего, однако, Ганнибал зимой 219/18 г. отправил испанские части в отпуск домой, чтобы этим жестом предупредительности увеличить их преданность. После этого он стал делать необходимые военные приготовления. При этой подготовке он исходил из того, что римляне в начале войны попытаются высадиться в Испании и при благоприятных обстоятельствах также в Африке. Было ясно, что надо принять действенные контрмеры для предотвращения этих нападений. Это было ясно каждому разумному человеку. Но, что контрмерой, которая наилучшим образом сможет обеспечить безопасность Испании и Африки, являются связанность римских сил в Италии и в конце концов там же победа над ними, могло прийти только в гениальную голову Ганнибала. План вторжения в Италию, вероятнее всего, был принят после встречи с первым римским посольством в Новом Карфагене. Чтобы быстро перенести войну в Италию, а в этом-то и было все дело, надо было избрать сухопутный путь через Южную Францию, ибо карфагенский флот был совершенно не в состоянии транспортировать в нужном количестве войска и материалы в Италию. Карфаген в Испании стал сухопутной державой[68].

Уже зимой 219/18 г. Ганнибал направил