Иностранная литература, 2023 № 06 - Журнал «Иностранная литература»

Мне вновь привиделся майор, похаживающий по причалу и присматривающий за ящиками, которые со сверхчеловеческими усилиями выгружали полураздетые туземцы. Он следил за выгрузкой хитроватым взглядом, глаза ходили как на шарнирах, скользили от причала к бирюзовому грузовику, охлаждавшемуся в тени бара.

— Это звучит слишком просто, — сказал младший лейтенант. — Во всяком случае, было бы полезно покопаться в его страхе. Страх имеет массу градаций, которые можно классифицировать. Существует первичный страх и страх людей мудрых и осторожных, страх, который… Я тебе не надоел?

— Нет, продолжай. (Хотя подумал, что младшему лейтенанту свойственна не столько склонность, сколько пагубная привычка все усложнять.)

— Страх, — продолжил он, — который охватывает после, — это страх смельчаков, и, наконец, есть страх, который охватывает во время, — это страх, который убивает (как ты справедливо заметил) или делает нас трусами. Но у меня большие сомнения по поводу страха майора. Ты уверен, что снял гайку?

— Вот она, — сказал я, вынув гайку из кармана.

Младший лейтенант покатал ее по ладони, но, похоже, она не рассеяла его сомнений. А я думал о том, что было бы неприятно встретиться в Массауа с майором. Можно вернуть ему деньги, даже должно, но зачем для этого встречаться? “Он меня не узнает, — заключил я. — Сейчас у меня борода намного длиннее той, что была при нашей первой встрече, когда он посоветовал мне побриться”.

Поскольку младший лейтенант продолжал молчать, я попросил его продолжить свою мысль. Он неохотно (возможно, хотел спать) сказал:

— У этой долины два склона. Мы находимся на краю северного склона, ты свинтил гайку с грузовика майора на краю южного, там вверху, если не ошибаюсь (младший лейтенант показал на противоположный край, окрашенный розовым). Ты посчитал себя проигравшим, когда увидел грузовик на отрезке дороги, ведущей к мосту, то есть к телефону блокпоста. А майор проехал, не сделав звонка.

— Точно, — сказал я, — но почему он не позвонил? Возможно, телефон был неисправен, и по дороге майор осмотрительно обдумал свое положение, в итоге отказавшись заявлять на меня. В общем, его охватил первичный страх.

— Может быть, — сказал младший лейтенант, — но мне не верится, что майор испугался, что на него заявят. Нет, если он занимался коммерцией, то должен был иметь прикрытые тылы, возможно, он был мелкой пешкой в весьма серьезной игре. — И добавил: — И должен ли он был бояться заявления офицера, виновного в краже и уже находившегося в розыске за покушение на убийство?

— Возможно, и нет, — сказал я.

— Именно что нет, — ответил младший лейтенант, — он не должен был бояться. Как правда и то, что это ты боялся заявления против тебя и, чтобы его не было, отвинтил гайку, рассчитывая таким образом вмешаться в судьбу майора.

— И что тогда?

— А тогда у нас остается лишь одна гипотеза. Если он проехал мост, не позвонив (исключим неисправность, поскольку линия двойная), то можем предположить, что он и не хотел звонить. То есть не хотел заявлять на тебя. И это решение он принял не по дороге, а еще взбираясь в кабину грузовика сразу после вашей ссоры. И действительно, что ему стоило повернуть назад? Или остаться на месте? Ты выстрелил бы? Нет. Зачем тебе осложнения? Следовательно, он с самого начала не собирался заявлять. Не придав значения слухам о Мариам, он уже смирился с мыслью о краже.

— Мы снова в самом начале, — сказал я. — Так почему он не захотел заявить на меня?

— Это уж ты сам решай, — ответил младший лейтенант. — Может, пожалел тебя. Или решил последовать твоему совету и возместить убыток еще одной ходкой. В любом случае страх исключается. Майор ничего не боялся.

Он замолчал, и вот тогда-то я и спросил его, а не погиб ли майор. Он что-то недоговаривал, я заподозрил недоброе. Его короткий ответ меня удивил. Сначала я даже отказался верить ему. Возможно, думал я, младший лейтенант хотел посмеяться надо мной. И только когда он несколько раз повторил фразу, в свою очередь удивленный, что я не принимал смерть майора как свершившийся факт, мне пришлось уступить. Он не шутил.

— Майор, — сказал он, — проехал мост, но так и не добрался до плоскогорья, — и заключил: — Он испытал не страх, а испуг и удивление.

Младший лейтенант развлекался, растрачивая последние остроты, дабы без угрызений совести распрощаться с той долгой ночью, последней ночью нашей дружбы. Глядя на меня, примолкшего (я вспоминал майора, сидящего на кровати Мариам с намерением потереться о белую женскую грудь, и его лицо, расплывшееся в улыбке несомненной симпатии ко мне), младший лейтенант вдруг посерьезнел и сказал, что я, вполне возможно, не виноват. Грузовики переворачиваются по всей Африке, и случается это по разным причинам. Все легко выяснить, если я захочу.

— Если винт на месте, — заключил он, — то никто не виноват. Тем более гайка.

Я не ответил. Майор проехал мимо блокпоста, не позвонив, но не доехал до плоскогорья. Может, грузовик перевернулся по другой причине после того, как майор исправил повреждение. А кто свинтил гайку? Разве не я? Я, молодой наглец, посматривавший на часы на краю дороги, дрожавший при мысли, что грузовик не опрокинется. Я, с самого первого момента решившим сыграть злую роль в истории майора. “Что ж, — подумал я, — история майора закончена, а моя только начинается”.

Труба играла “подъем”, при первых же звуках раздались вопли солдат. Все были уже на ногах, готовые разбирать палатки. Они горланили, приветствуя день отъезда, не до конца веря, что он все-таки наступил. Вдохновленный воплями трубач повторил сигнал, добавив несколько фальшивых нот и шутливых переливов, потом направился на гребень долины, чтобы повторить его снова. Ему хотелось, чтобы все услышали пробуждение дня, которого ждали целых два года.

— Причину можно выяснить сейчас же, если хочешь, — повторил этот упрямец младший лейтенант.

Все слышали сигнал, но пошевелиться не мог никто. Не могли пошевелиться люди в ящиках под горячим речным песком. Ни повешенные или абиссинец, направивший указующий перст в небо (кто знает, не видел ли он нечто большее, чем аэроплан). Не могла пошевелиться женщина, хотя я знал, что она шевелит головой под тюрбаном, когда я целюсь в нее. Никто из той долины не мог пошевелиться, кроме меня. Но моя история только начиналась, майор отсрочил заявление, лишь отсрочил. Почему он проехал, не позвонив? Когда мы сидели в кабине, он на секунду положил мне руку на плечо — усталую руку, которая опровергала его эйфорию и вторую молодость.

Младший лейтенант настаивал:

— Хочешь, мы можем сейчас же проверить,