Иностранная литература, 2023 № 06 - Журнал «Иностранная литература»

Я не ответил. Да и зачем отвечать? Он задавал вопрос как механик. Или все же спуститься по откосу, может, тому самому, что открывается взгляду прямо перед нами, проверить обломки и избавиться от сомнений? Сомнения утешают, лучше оставаться с ними. И потом, я предпочитал любоваться долиной. Йоханнес, должно быть, уже встал, и сейчас, возможно, идет к реке в сопровождении мула.

Младший лейтенант пошел по краю склона, вглядываясь в глубь оврага; чуть погодя я услыхал сухой скрежет железа по железу (а может, то были серебряные монеты в моем кармане), но ничего не испытал. Гайка-кость была на месте. Никто не выигрывает с костью без точек, и теперь она была на месте.

Итак, я любовался долиной, когда прозвучал сигнал “сбор”, на этот раз трубач играл, ускоряя темп. Нужно было уходить и отложить на завтра все раздумья, попрощаться с остающимися. Наверное, солдаты уже готовы, нужно проинспектировать взвод и выпить свой кофе, но в первую очередь нужно уйти от могилы, ставшей, пожалуй, слишком близкой. Я подошел к младшему лейтенанту и сказал:

— Нужно уходить, — и добавил: — Мне кажется бесполезным говорить о преступлениях, поскольку никто меня не ищет.

— Да, — ответил он, — именно что бесполезно.

— А если никто меня не ищет, — настоял я, — то мы можем уйти прочь.

— Совершенно спокойно, — ответил он. — Ближние слишком заняты своими преступлениями, чтобы замечать еще и наши.

— Тем лучше, — сказал я. — Если никто не заявил на меня, тем лучше. И все же люди не имеют права быть такими великодушными.

— Прими это как данность, — заключил младший лейтенант.

Труба спешно повторила сигнал. Похоже, специально для нас, так как остальные должны были быть уже на месте, из лагеря не доносилось ни малейшего шума.

— Довольно комичная труба для моего судного дня, — сказал я, — но каждому своя труба.

Я произнес это, обратившись к долине, которая в тот миг явилась мне поистине единственной и бессмертной.

— Не строй иллюзий, — сказал младший лейтенант. — Других труб не будет. Тебе предстоит слушать только эту еще несколько дней, а потом нас уволят из армии.

— И все же, — сказал я, — эта долина… — и не продолжил. (Бесполезно цитировать автора, из листов книги которого мы сворачивали самокрутки. Не правда ли, Йоханнес?)

Я не продолжил, и мы направились к лагерю, поскольку уже подъезжали грузовики. Я шагал рядом с младшим лейтенантом и вдруг почувствовал его запах. Наверняка он смазывал волосы каким-то дорогим бриолином, средством с тонким детским ароматом, подкисленным жарой. Отвратительным бриолином, которому жара этих мест придавала сладковатый запах гнили долго стоявших, уже увядших цветов, — ядовитый дух. Я ускорил шаг, но поток той вони опережал меня.

Из классики XX века

Роберт Крили

Стихи

Перевод с английского и вступление Александра Стесина

В конце прошлого века мне выпало счастье учиться на литературном факультете университета Буффало, где в числе преподавателей был Роберт Крили, один из самых значительных американских поэтов двадцатого столетия. Преподаватель — мало сказать. Для нашей студенческой компании, связанной не только дружбой, но и литературными притязаниями, воплощавшимися в совместных проектах, манифестах и прочем, Крили был настоящим наставником. В течение четырех лет по понедельникам мы с моим другом Эриком Гелсингером заваливались к нему в кабинет около десяти утра и просиживали там по два-три часа, с удовольствием прогуливая остальные занятия. По выходным торчали у него дома — в бывшей пожарной части на углу Ист-стрит и Амхерст-стрит. И сейчас, хотя прошло столько жизней, мы с Эриком, изредка встречаясь, по-прежнему наперебой цитируем его стихи, определявшие наше тогдашнее умонастроение. Многие из них давно вошли в канон американской литературы, так что цитируем их не только мы. За почти двадцать лет, прошедших со дня его смерти, стало еще очевидней, насколько огромное влияние оказал он на американскую поэзию. Недаром в нашумевшем несколько лет назад фильме Джима Джармуша "Патерсон" стихи, которые пишет главный герой, да и сам образ героя, отчасти перекликаются с личностью и поэтикой нашего наставника. Не берусь утверждать, что это Крили послужил прототипом для джармушевского поэта из Патерсона. Скорее, одним из прототипов: это ведь собирательный образ. Как и стихи. Не прямое подражание стихам Крили, но что-то есть — что-то в составе воздуха, который Крили навсегда изменил. Что же касается поэтики самого Крили, за полвека творческой деятельности она, разумеется, сильно менялась — от "битнических" стихов раннего периода до сложной работы с синтаксисом в более зрелых стихах и, наконец, переосмысленного классицизма его последних сборников.

В своих лекциях студентам Крили часто цитировал известный лозунг Уильяма Карлоса Уильямса "No ideas but in things", то есть никаких идей кроме того, что осязаемо. Думается, в отличие от самого Уильямса, Крили имел в виду не столько осязаемость посредством подробностей (перечислений), сколько осязаемость самой речи, ее тщательно выверенной и абсолютно подлинной фактуры. Поэтическая речь Роберта Крили поражает сочетанием двух, казалось бы, взаимоисключающих качеств: причудливости и разговорности. Причудливости, потому что его эллиптические обороты зачастую приводят в недоумение: по-английски так не говорят. Разговорности, потому что, при всей ломаности, этой речи свойственна синтаксическая непрерывность. И действительно: те, кому доводилось общаться с поэтом, отмечали, что его необычная манера излагать свои мысли вслух мало чем отличалась от того, что проступало на бумаге. При этом у собеседника не возникало ощущения искусственности или "оригинальничанья". Напротив, это был совершенно естественный язык Роберта Крили, и в нем была та самая всепроницающая осязаемость, которая, согласно Уильямсу, должна определять поэзию как идею.

Мысль переводить стихи Крили на русский возникла у меня еще в студенческие годы. Но в то время ее оттесняли другие замыслы и проекты, многие из которых с тех пор, к счастью, либо позабылись, либо отошли на задний план. Между тем, хотя отдельные его стихотворения переводились Антоном Нестеровым, Аркадием Драгомощенко, Иваном Ахметьевым, Ириной Машинской, Евгенией Сусловой и Яном Пробштейном, основной корпус поэзии Крили до сих пор не переведен. В прошлом году, перечитывая стихи учителя, которые знаю и люблю уже четверть века, я вдруг услышал их "русское" звучание; мне подумалось, что, будь они переведены на русский, их интонация могла бы звучать органично и в то же время свежо. Я сел и начал переводить с запалом, которого по отношению к стихосложению уже долгое время не испытывал. Получается, большинство юношеских замыслов давно отошли на второй план, а этот, спустя много лет, неожиданно вышел на