Интеллектуалы древней Руси. Зарождение соблазна русского мессианизма - Игорь Николаевич Данилевский

Ближе всего к рассказу Филофея сообщение во «Второй книге Еноха» («Славянской книге Еноха», или «Книге Тайн Еноха») о том, что находится на шестом небе:

И увидел я там семь ангелов, сопряженных, пресветлых и преславных: лица их, как лучи солнечные блистают, и нет различия ни в лицах, ни в облике, ни в одеждах их. Они устанавливают благой порядок мироздания: управляют движением звезд, солнца и луны, и ангелов, возящих их, и небесными гласами и обучают всему этому. И водворяют мир во всем житии небесном. Они же создают заповеди и поучения, и сладкогласное пение, и всякую хвалу и славу. И есть ангелы над временами и годами, и ангелы над реками и морями, и ангелы над плодами и травою, и над всем растущим; и есть ангелы людей всех, те всею жизнью управляют и пишут все перед лицом Господа.

На четвертом небе ангелы лишь сопровождают колесницы Солнца и Луны: «И ангелы движутся перед колесницей солнечной, и духи летают, двенадцать крыльев у каждого ангела, что мчат колесницу солнца, неся влагу и зной, когда повелит им Господь сойти на землю с лучами солнечными»; «И колесницу, на которую восходит Луна, влечет ветер. У колесницы Луны духи летают, по шесть крыльев у каждого ангела».

Очевидно, Филофей в рассказе об управлении светилами и стихиями опирался на апокрифические тексты, но на какие именно, сказать трудно.

Вера христианская

Рассуждения о математических закономерностях движения светил послужили Филофею основанием для вывода, что смена царств и стран зависит не от звезд, но только от воли Бога. Да и как от звезд могут зависеть христианские царства,  вопрошает псковский старец, если теперь они попраны от неверных? Ответ он находит у пророка Исаии: «Кто предал Иакова на разорение и Израиля грабителям? не Господь ли, против Которого мы грешили? Не хотели они ходить путями Его и не слушали закона Его» (Ис 42: 24). Лучшим подтверждением этого, по мнению Филофея, является судьба «Греческого царства», которое «разорилось» из-за того, что предало православную греческую веру «в латынство», имея в виду подписание делегацией Константинопольской патриархии Ферраро-Флорентийской унии (1439). Правда, замечает старец, «латыняне» утверждают, что их Ромейское царство «недвижимо пребывает», и, следовательно, если бы они «неправо веровали», то Господь бы их не сберег от разорения. Однако это — лишь иллюзия, поскольку они впали в Аполлинариеву ересь, прежде всего «опресночного ради служения», и тем самым скрывают в себе дьявола: «великого Рима стены и столпы, и трекровные полаты не пленены, но души их от диавола пленены были из-за опресноков». А вот когда «Агарины внуки» захватили «Гречьское царство», то веры «не повредили» и даже не принуждали греков «от веры отступать».

Как видим, для Филофея едва ли не главным для определения того, какая из церквей — католическая или православная — может претендовать на то, чтобы считаться хранителем истинной христианской веры, является вопрос, какой хлеб следует использовать во время причастия — пресный (без использования хлебной закваски) или квасной. В этом псковский старец следует своим многочисленным предшественникам, осуждавшим «латинство»: киевскому митрополиту Ефрему (вторая половина 50-х — начало 60-х годов XI века), переяславскому митрополиту Леону (60–70-е годы XI века), киевским митрополитам Георгию (1065–1076?), Иоанну II (1076/1077–1089), Никифору I (1104–1121), а также некоему Феодосию, в котором одни исследователи видят Феодосия Печерского (ок. 1008 — 1074), а другие — печерского игумена-грека (?–1156). Все они при перечне «латинских вин» (до 70, причем порой совершенно фантастических) особое внимание уделяют употреблению опресноков (пресных хлебов) во время евхаристии. В то же время главное, казалось бы, догматическое расхождение между христианскими церквами — исходит ли Святой Дух только от Бога Отца или «от Отца и Сына» — занимает в их полемике, как и у Филофея, далеко не первое место.

Свои обвинения «опресночников» Филофей обосновывает довольно своеобразной трактовкой Тайной вечери. В его интерпретации (возможно, также почерпнутой из какого-то апокрифа) пасхальная трапеза Спасителя с учениками потому и была тайной, что на ней были предложены не только традиционные, «законные» иудейские опресноки, но и квасной хлеб, приготовленный тайно. Это и было «устроение нашему спасению».

«Ромейское же царьство неразрушимо», поскольку «Господь в Римскую власть вступил». А «Рим — весь мир», утверждает Филофей, ссылаясь на толкования посланий апостола Павла.

Третий Рим

Все эти рассуждения выводят Филофея на заключение, которое стало, так сказать, визитной карточкой псковского старца, о «нынешнем православном царстве пресветлейшего и высокостольнейшего государя нашего, который во всей поднебесной единственный христианам царь и броздодержатель святых Божиих престолов» и «святой вселенской апостольской Церкви», которая теперь находится «вместо римской и константинопольской <…> в богоспасенном граде Москве». «Знай же, христолюбивый и боголюбивый, — обращается Филофей к Мисюрю Мунехину, — что все христианские царства пришли к концу и сошлись в единое царство нашего государя, а по пророческим книгам это — Ромейское царство. Воистину два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не быть».

Последняя фраза и есть вся «теория», создателем которой обычно считается Филофей. Впоследствии она будет неоднократно повторена им самим и его продолжателями, вставляющими имя Филофея в свои сочинения:

Блюди и внемли, благочестивый царю, яко вся християнская царства снидошася в твое едино, яко два Рима падоша, а третии стоит, а четвертому не быти; уже твое християнское царство инем не останется («Послание к великому князю Василию, в нем же о исправлении крестнаго знамения и о содомском блуде»);

Да веси, христолюбче, яко вся христьянская царства приидоша в конец и снидошася во едино царство нашего государя, по пророческим книгам то есть Римское царство. Два убо Рима падоша, а третей стоит, а четвертому уже не быти. Видиши ли, избранниче Божии, яко вся хрестьянская церкви потопишася от неверных, токмо единого нашего государя царство благодатию Христовою стоит («Послание старца Филофеа зело полезно о планитах и о зодеях и о прочих звездах, и о часех злых, и о рожении человечестем в которую звезду, и о богатстве и о нищете прелщающихся»);

Да веси, государь, яко вся христианския царства преидоша в конец, снидошася в твое царство, по пророческим книгам то есть Римское царство. Два убо Рима падоша, а третии стоит, а четвертому не быть («Послание к государю царю и великому князю Иванну Васильевичю всеа Русии»).

Трижды подобные формулировки повторяются и в позднем отрывке «Ис книги святаго Мефодия Патръскаго от Послания к великому князю Василию Московскому» (середина XVIII века):

Стараго убо Рима Церкви падеся неверием Аполинариевы ереси, втораго же Рима Костантинова града Церкви агарянскими внуцы секирами и оскордоми разсекоша двери, сия же ныне Третияго новаго Рима державного твоего царствия святая соборная апостольская