Всё зло земное - Дарина Александровна Стрельченко

– Верно, – повторила Василиса, поглаживая сотканного из дыма да памяти Веню, верного друга, стражника, который глаз не сомкнул ни одну ночь у её постели. Вспомнилось, как превращала его в большу-ую кошку, взбиралась на спину. Как мчались они по мраморным переходам, по дворцовым палатам, и летели следом, ворча, тени…

Тёмные волосы Кощея лежали на плечах, на спине. Поблёскивали на железном плаще нитями серебра. Вспомнилось, как матушка говорила: у тебя, Вася, волосы – золотой сад. А у батюшки твоего – тёмный лес.

Мама… Где же ты, почему не выйдешь?

А всё-таки улыбнулась Василиса, против воли потянулась рука, совсем как в детстве, коснуться блестящих батюшкиных прядей – будто саму ночь трогаешь. Всё у батюшки было ровно чёрная ночь: очи, волосы, блеск Сердца-Камня в венце.

– Если бы продолжилось так, вдруг бы ты там осталась и не вернулась? – спросил Кощей, и зазвучал в голосе горький и давний страх. – Я ведь и теперь не знал, когда воротишься, как… Что, если б ещё кого ненароком увела в Солонь?

Василиса молчала, не переставая гадать, кто парит у дверей: Цыба? Чесна? Или картинка из памяти? И матушка, матушка где? Почему не вышла её встречать? Почему до сих пор не показалась?

Кощей посмотрел туда же, куда Василиса. Качнул головой, спросил устало:

– Что надобно? Опять чудища поднялись?

– Какие чудища? – вскинулась Василиса, и на миг развеялся туман.

Тени затихли, дожидаясь, пока Кощей ответит:

– Трещит Тень по швам оттого, что ты да Гнева в Солони так долго были – ну да это ты и сама поняла. Зло истаять не успевает, и чудища поднимаются от избытков. Змеи, аспиды, дивьи люди.

А затем заговорили тени – шепча, одна за другой, будто сухие листья стелились по ветру:

– Опять, владыко…

– Чернь-Бор дрожит, тёмные ястребы кружат…

– Тамошних теней разорвали, одни лоскуты.

– Одни лоскуты…

– Близок час…

Самая маленькая тень всхлипнула. Показала отломанную рожку, махнула порванным покрывалом.

– Лети к Цыбе, она заштопает, – велел Кощей. – А вы… Вы мне дорогу укажете. Вот только долю одну отдохните.

Обернулся к Василисе:

– Лететь надо. – Опустил плечи, закрыл глаза. Глубоко вдохнул. – И Гневу выручить.

– Как? Если бы я знала, как у меня получается между Тенью и Солонью…

Кощей махнул рукой.

– Другой есть способ.

– Так почему ты раньше её не вернул? – воскликнула Василиса.

– Потому что тебя здесь не было, – едва шевеля губами, ответил Кощей. Допил речную чёрную воду. Посмотрел в глаза дочери. – Ты её слышишь? Слышишь Гневу отсюда? Сможешь ей весточку передать? Хоть сон, хоть слово?

Василиса помрачнела. Прислушалась. Сначала только шорохи Тенного бора были, только филин ухал и скрипели уключины на Сизой речке. А потом сквозь ветви, сквозь стеклянные струи потянулась пёстрая песня Солони с тихим снегом, с шумными ярмарками, с цоканьем копыт, звоном кузнецова молота, глухим стуком толкушки о дно ступы: толкла, толкла Гнева бесконечные свои травы…

– Да, – откликнулась Василиса медленно, будто со сна. – Смогу.

– Передай ей, – с натугой, будто самого утягивало в дрёму, велел Кощей, – передай, пусть идёт к Край-Болоту на Янваль, на Зимние Звёзды. Умоется да нырнёт.

– И что? Попадёт сюда? – не веря, нахмурилась Василиса. Всё звенели в ушах, вея тоской, звуки Солони, всё вилось эхо шелеста камышей, клика лебедей, немудрёной песни, что затягивали на заре девки.

– Раз в год такое можно – в янвальскую ночь, в самую полночь. Пусть придёт. Пусть не побоится. – Кощей тяжело опёрся о стол, поднялся. – Матушка твоя так в Тень явилась.

– Она знала? – поражённо прошептала Василиса.

– Нет… Травы пошла собирать. Потянулась за стебельком и упала случайно, – ответил Кощей. – Не серчай на меня, Вася, обида твоя последние силы мои тянет. Надо Гневу вернуть. Дотянуть до Янваля…

Он с тоской посмотрел на небо, на лёгший снег.

– Недолго уже. А теперь пора мне.

Наклонился, коснулся Василисиных кос сухой горячей ладонью. И наконец выдохнула, выпалила она то, чего так боялась:

– Батюшка! Батюшка, а матушка где?!

Словно разлилось вокруг прошлое, улыбнулась мама, и Цыба бросилась из угла, шепча. А потом ударила молния. Потому что знала Василиса: если бы вправду была матушка во дворце – давно б пришла. Если бы была она в Тени – давно б прилетела… И если не было её тут…

– Матушку… чёрный вран унёс, – глухо сказал Кощей. Расправил крылья и метнулся к Чернь-Бору следом за тенями.

– Нет… Нет-нет-нет! – вздрогнула Василиса. Бросилась следом, схватила отца за плащ. – Нет, батюшка! Нет!

Кощей выдохнул со скорбью, с болью:

– Давно… Ты ещё только лягушкой стала… Давно Горя ушла…

– Я лягушкой стала? Я? – голоса не узнавая, спросила Василиса. Всё внутри раскалилось от гнева: – А может, ты меня такой сделал? Ты другого способа не нашёл? А ведь от тебя этот дар… и колдовство моё от тебя… Ты! Ты во всём виноват! И матушка с тобой быть не пожелала! Ты меня превратил в лягушку, а вдруг бы и её улиткой оборотил или жабой? – Глотнула воздуха Василиса, выплюнула насмешливо, беспощадно: – Ты же Кощей! Владыка Тени! Всё можешь!

– Не всё я могу, Вася, в том и дело! – крикнул батюшка. Схватил её за руки. Василиса вырвалась, оцарапав его запястья. – Вася! Посмотри на меня! Я не хотел! Не хотел, чтобы с Горенькой так случилось!

– С Горенькой? С Горенькой?! – В голосе зазвенели слёзы, и столько бессилия прорвалось в сердце, что казалось, не выдержит Василиса, разлетится клочьями. – Васенька, Горенька… Притворяешься только, что любишь. И её, и меня. А сам…

– Вася… – прошептал батюшка. – Не хотел я! Всем, чем хочешь, клянусь! Подумай, каково мне было! Легко, думаешь, дочь в болото посадить лягушкой?!

– А мне легко было? Легко спать было в топи этой проклятой, одно и то же, день за днём, холод, туман, и мысли уж как сметана, как слизни в чане! Ты меня заколдовал, заточил в болоте… Мама страдала… Не страдала бы – не позвала б врана! А я не знала даже! Я ничего не могла сделать!

Отшатнулись тени, заплакала самая маленькая, та, что с отломанной рожкой. Взмолился батюшка:

– Вася…

– А маме легко было? С тобой рядом? Как любить тебя можно, батюшка? Тебя только бояться надо. Бояться, прятаться от тебя… Потому что ни на что не посмотришь, лишь бы Тень сохранить…

– Потому что я владыка Тени! Потому что беречь её должен! – грянул Кощей, но Василиса не слышала будто:

– Ни на что не посмотришь, ничего, кроме Тени, не видишь, не знаешь даже,