Пирр, царь Эпира - Саркис Суренович Казаров

тем, что «сам Пирр во всех сражениях предстает в качестве кавалерийского командира, лично возглавляющего атаки конницы на решающих участках боя»[672].

Также весьма большое значение в войске Пирра имела пехота. Ее подразделения отличались разнообразием, и, видимо, каждое из них использовалось для решения конкретных оперативных задач. Например, в армии Пирра находились так называемые «хаонские логады» (Plut. Pyrrh., 28: …

) — отборный отряд из отличавшегося своей воинственностью племени хаонов. Во время штурма Спарты этот отряд во главе с сыном Пирра Птолемеем был (наряду с наемниками-кельтами) брошен для прорыва через спартанские повозки, вкопанные в землю (Plut. Pyrrh., 28).

Еще одним подразделением пехоты являлись щитоносцы-гипасписты (

), о которых упоминает Плутарх (Plut. Pyrrh., 24). По предположению Н. Хэммонда, гипасписты находились под командой самого царя, когда он сражался пешим[673].

Вместе с тем самую важную роль в пехоте Пирра, по нашему мнению, играла македонская фаланга. Часть македонян попала в войско Пирра от Птолемея Керавна, но не исключено, что другая часть служила Пирру в качестве наемников. Думается, что в македонском обществе в период войн диадохов и эпигонов сложился слой «солдат удачи», постоянный заработок которым приносили многочисленные войны. В большинстве своем это были одни и те же люди, многие из которых были лично известны Пирру. Характерный эпизод мы находим у Плутарха: после того как македонская фаланга Антигона Гоната уклонилась от боя с Пирром, эпирский царь, «простерши к ним руку, стал поименно окликать всех подряд начальников, и старших, и младших, чем побудил пехоту Антигона перейти на его сторону» (Plut. Pyrrh., 26)[674].

Фаланга в армии Пирра, в отличие от македонской фаланги в армиях последних Антигонидов, отличалась подвижностью и мобильностью (как фаланга Александра Великого). Единственным недостатком фаланги было то, что результативность ее действий зависела от рельефа местности. Зажатая в неблагоприятной местности у Аускула фаланга эпирского царя понесла тяжелые потери, и лишь полководческое искусство Пирра помогло тогда всему войску вырваться на равнину, что привело к победе.

Именно тяжелая пехота, построенная в фалангу, решила исход сражений при Гераклее и Аускуле, причем в обоих случаях во главе ее находился Пирр, который лично вел своих воинов в бой. Тяжелый урон римским легионерам нанесли македонские сариссы, которыми по традиции были вооружены фалангиты и против которых безуспешно сражались римляне, о чем пишет Плутарх (Plut. Pyrrh., 21).

В армии Пирра присутствовала и легковооруженная пехота. Известно, что в войске, отправившемся на Запад, находились 2 тыс. лучников и 500 пращников (Plut. Pyrrh., 15). К сожалению, мы не имеем точной информации, как легковооруженные войска использовались Пирром, но можно предположить, что их роль была ограничена и не выходила за рамки традиционной в данном случае тактики эллинистической эпохи. Так, при Аускуле, атакуя противника, Пирр расставил метателей дротиков и лучников между слонами.

В период эллинизма все большее значение в боевых действиях начинают играть слоны. В древности наиболее ценились индийские слоны. На этот счет сохранилось интересное указание Квинта Курция Руфа: «Индийские слоны сильнее тех, которых приручают в Африке; их силе соответствует и величина» (Curt., VIII, 9, 17).

Еще в юности, находясь при дворе Антигона Одноглазого и его сына Деметрия, Пирр мог наблюдать эффективность использования слонов. В битве при Ипсе в 301 г. до н. э. он, должно быть, видел, как Селевк с помощью вовремя брошенных в бой слонов смог отсечь оторвавшуюся от основных сил конницу Деметрия, а затем и разгромить ее[675].

Юстин сообщает о том, что Пирр, отправляясь в Италию, кроме разнообразной помощи от эллинистических монархов, получил и 20 слонов от Птолемея Керавна (Just., XVII, 2, 13). Согласно же Павсанию, слоны попали к Пирру после битвы с Деметрием (Paus., I, 12, 4). Но, по-видимому, здесь есть какая-то путаница. Естественно, что своих слонов до экспедиции в Италию у Пирра еще не было, а Птолемею Керавну они достались, судя по всему, после убийства им Селевка.

Переправа слонов длинным морским путем представляла определенные сложности, однако их уже умели преодолевать: незадолго до описываемых событий подобную проблему успешно решил Птолемей, переправив слонов по Красному морю[676]. Пирру удалось успешно переправить всех слонов в Италию. Появление слонов произвело на тарентинцев глубокое впечатление. Была даже отчеканена серия монет с изображением маленького индийского слона, что символизировало прибытие Пирра, а чуть ниже был изображен наездник на дельфине[677]. Поскольку эпоним города Тарас считался сыном Посейдона и изображался на гербе города сидящим на дельфине, то намек на подобную легенду на монете мог символизировать союз тарентинцев и Пирра[678].

Первое знакомство римлян с доселе неизвестными им животными произошло в битве при Гераклее, когда в решающий момент сражения Пирр бросил в бой слонов, что навело ужас на вражескую конницу и привело к ее паническому бегству.

Многие современные историки обратили внимание на то, что при Гераклее слоны, вопреки обычной практике эллинистического времени, не были расположены в первой линии как ударная сила. Объяснение этому факту В. Юдейх пытался найти в неблагоприятных условиях местности, которые якобы не позволили Пирру использовать слонов в первый день битвы[679].

Свои недоумения и сомнения по поводу описанного использования слонов в битве высказывал и Г. Дельбрюк. «Нельзя подыскать никакого основания к оставлению слонов в тылу. Ведь в противном случае Пирр добровольно обрекал бы свою пехоту на тяжелые потери: вместо того, чтобы сначала смести римскую конницу своими слонами и затем ударить с флангов на римскую пехоту, он предоставил фаланге семь раз чередоваться с римскими легионами в бегстве и преследовании»[680]. Кроме того, Г. Дельбрюком высказывалась мысль о невозможности выдвижения слонов против пехоты.

Между тем с подобными утверждениями едва ли стоит согласиться. Пирр, первый раз встретившись на поле боя с доселе неизвестным противником, был не в состоянии реально представлять его силу. Поэтому напрашиваются три возможных объяснения его поведения.

Во-первых, Пирр мог рассчитывать справиться с римлянами с помощью одной фаланги, а в случае неудачного развития сражения ошеломить противника слонами.

Во-вторых, эпирский царь, будучи прекрасно знаком с различными вариантами использования слонов в эллинистическом мире, мог сознательно подготовить римлянам своеобразный сюрприз. Внезапное появление слонов в самый разгар битвы, когда, казалось, враг уже торжествовал победу, должно было привести (и привело!) к перелому в ходе сражения. При этом нужно согласиться с мнением О. Гамбургера о том, что использование слонов для завершающего удара было своеобразием тактики Пирра в сражениях с римлянами[681]. К тому же применение неизвестных