Пирр, царь Эпира - Саркис Суренович Казаров

Pyrrh., 26).

Последние упоминания о слонах Пирра мы находим при описании штурма эпирским царем Аргоса в 272 г. до н. э. Животные тогда были не просто брошены на штурм городских укреплений, но была предпринята попытка их использования на городских улицах. При проведении эпиротами слонов через ворота выяснилось, что они в них не проходят, и воины Пирра были вынуждены сначала снимать, а затем снова надевать башни на спины животных, что отняло очень много времени.

В темноте, на узких улочках города применение слонов не дало того эффекта, который достигался при их использовании в полевых условиях. В самый разгар сражения на улицах Аргоса самый большой слон был смертельно ранен и, упав у ворот, преградил путь к отступлению. Другой слон, которого звали Никон, в поисках своего упавшего раненого погонщика побежал, опрокидывая как эпиротов, так и их противников. Найдя труп погонщика, Никон поднял его с помощью хобота и бивней и, взбесившись, повернул назад, валя наземь и убивая без разбора всех, кто попадался ему на пути (Plut. Pyrrh., 33).

Эти события надолго сохранились в памяти жителей Аргоса. Когда примерно спустя 400 лет город посетил Павсаний, он увидел на рыночной площади не только святилище Деметры, в котором якобы были захоронены останки Пирра (над дверью храма висел щит царя), но и изображение слонов на памятнике, установленном на том месте, где было сожжено тело великого полководца (Paus., II, 21, 4).

Едва ли стоит порицать Пирра (как это делает Г. Скаллард[689]) за то, что он решился на рискованный эксперимент — использовать слонов в битве на улицах города. Именно так, методом проб и ошибок, развивалось военное искусство в античную эпоху, и вклад в него Пирра нельзя не признать выдающимся. Как теоретик, Пирр оставил после себя труды по военному делу, в которых вопросы применения слонов в бою, без сомнения, должны были занимать особое место.

Ю. Н. Белкин выделяет четыре главные отличительные черты армии Пирра:

— она была регулярной, чем выгодно отличалась от полисных милиционно-наемных войск;

— уровень боеспособности эпирских фалангитов был значительно выше условного среднегреческого уровня;

— вооружение, организация и тактика эпирской пехоты в целом соответствовали македонскому образцу;

— тяжелая конница имела такое же большое значение, как и в македонской армии[690].

Из вышеперечисленных черт безоговорочно можно принять лишь первую. Действительно, созданная и хорошо обученная армия Пирра носила регулярный характер и превосходила по своему качеству гражданские ополчения греческих государств. Вместе с тем говорить об эпиротских фалангитах едва ли корректно, ибо, как свидетельствуют источники, в армии Пирра находилась именно фаланга македонян, предоставленная ему Птолемеем Керавном. Конечно, у Пирра были подразделения эпиротской тяжелой пехоты, но это были не фалангиты. По этой же причине мы не можем принять и третью из указанных черт, поскольку своей фаланги у Пирра не было. Что же касается последней черты, то источники точно не сообщают, какая конница, тяжелая или легкая, преобладала в армии эпирота. Однако фессалийская конница, имевшаяся у Пирра, определенно была тяжелой в силу военных традиций фессалийцев.

Говоря о военном искусстве эпирского царя, надо отметить, что каждое сражение тщательно планировалось царем. До нас дошла любопытная информация о том, что для моделирования боевых ситуаций Пирр использовал камешки на столе (Donat. ad Terent. Eunuch. Act., 4 sc. 7)[691].

Римляне всегда гордились своими военными лагерями. Но мало кому известно, что метод сооружения лагерей они переняли у Пирра. После битвы при Беневенте, когда римляне захватили лагерь царя, они ознакомились с его расположением и затем полностью переняли методику возведения подобного рода строений. Суть ее заключалась в том, что все войско охватывалось одним общим укрепленным валом; между тем до того римляне устраивали лагеря по когортам в виде как бы отдельных сооружений (Front. Strat., IV, 1, 14).

Армия Пирра была немногочисленной, но хорошо обученной и подготовленной. Поэтому при общей численности в 20 тыс. чел. потеря 3–4 тыс. воинов считалась чуть ли не катастрофой. Ярким свидетельством этого и является известная фраза Пирра: «Еще одна такая победа, и мы полностью погибнем», которую он бросил после победы, обернувшейся тяжелыми потерями. Дело в том, что, непрерывно находясь в походах и ведя постоянные войны, восполнить подобные потери было неимоверно тяжело. Ведь для обучения и тренировки солдат требовалось немалое время, которого у Пирра часто не было. Чтобы хоть как-то восполнить эти потери, приходилось набирать рекрутов в чужих землях и спешно их обучать, вооружая незнакомым оружием и располагая своих опытных ветеранов в боевом строю вместе с малообученными новичками (Polyb., XVIII, 28, 10). Все это побуждало Пирра к бережному отношению к каждому солдату. Как справедливо указал Э. Бикерман, в эпоху эллинизма, когда сражения велись наемными армиями, цена каждого воина была достаточно высока[692]. Поэтому не раз можно было наблюдать, как, опасаясь больших человеческих жертв при штурме различных укреплений, Пирр, рискуя пошатнуть свой высокий авторитет полководца, вынужден был отводить войска.

Что до правовых аспектов взаимоотношений Пирра с его армией, то весьма показательной в этой связи является надпись, где говорится о пожертвовании царем после победы при Гераклее части добычи Зевсу Додонскому (SGDI, № 1368 = Ditt. Syll.,3 № 392; текст надписи и ее перевод см. выше). Характерно, что в данном посвящении Пирр, эпироты и тарентинцы обозначены как три отдельные и равноправные силы (при этом разделение четко фиксируется союзом

). Интересную параллель при этом проводил В. Отто в своей рецензии на книгу по эпирской истории, написанную К. Клоцшем. Упомянутую надпись из Додоны В. Отто сравнивал с посвятительной надписью, сделанной на Делосе царем Антигоном III Досоном в честь победы в битве при Селассии в 222 г. до н. э., в которой упоминаются «царь Антигон… македоняне и (их) союзники» (IG, XI, 4, № 1097 = Ditt. Syll.,3 № 518: )[693]. И здесь мы наблюдаем дважды повторяющийся союз , который как бы связывает три относительно самостоятельные силы. В случае посвящения Пирра после битвы при Гераклее это — царь, эпироты и тарентинцы.

Военное дело было предметом особого интереса Пирра. Он был настолько увлечен им, что с течением времени эпирского царя начали рассматривать как великого кондотьера, неспособного жить без войны, которая даже якобы стала его главной целью в жизни (Enn. Ann., VII, 180; Plut. Pyrrh., 13). В подтверждение подобной мысли Плутарх упоминает случай, когда, отвечая на заданный на пиру кем-то из присутствующих вопрос, какой из флейтистов ему нравится, Пирр ответил: «Полководец Полиперхонт, ибо царю пристойно знать