Инкуб - Rugiens_Ursus

Он зашёл в замок. Стелла — очень, очень много копий Стеллы — сейчас лежали тут недвижимо от яда пауков. Видимо, так она и отгораживалась от эмоций, переживая их своими внутренними голосами.

— Так… Куда там это всё ползло? — пробубнил инкуб себе под нос.

Дорога мёртвых паучков вела в глубь этого бастиона. Серые стены давили своей монотонностью, и чем дальше инкуб двигался по винтовой лестнице вниз, тем сильнее пахло ужасом и смертью.

Наконец инкуб вошёл в самую сердцевину этого пространства. Колодец из белого камня уходил зияющим провалом вниз, и вокруг не было ничего.

Инкуб ощутил, как что-то капнуло на его макушку, и, не став думать, на чистых рефлексах дёрнулся в сторону. На его месте прошелестели хелицеры огромной твари. Паук из мириады пауков. Странная и несколько аляповатая конструкция, что была на деле лишь проекцией воли злой богини.

Инкуб мгновенно обнажил свою пожирающую суть и начал есть этот бездумный кусок силы. Крупицы воли богини были жёсткими, сила жгла его суть, распирала бездонную пасть, скоблила наждачкой клыки, но поддавалась, как камень под текущей водой. Медленно, мерзко медленно, но поддавалась.

Когда она ощутила изрядную потерю силы, тварь рассыпалась обратно на мириады пауков и ринулась в колодец.

В этот момент инкуба выкинуло из души Стеллы, и так же откинуло его физическое тело от неё.

С жутким хрустом тело Стеллы начало преображаться. Маэвис читала какое-то заклинание, и путы окутывали лоскуты изменяющейся плоти. Инкуб же вложил дикую и дурную силу, что он скопил за всё это время, в единственное намерение — исправить это, сделать Стеллу такой, какой она ему запомнилась по их разговорам, по их ночам вместе.

Дурная мощь влилась в тело жрицы Ллос, но сила, что бурлила в ней, сопротивлялась и дальше.

Злая воля нацелилась на плод, что носила дроу под сердцем. Инкуб ощутил это шевеление, что-то в этом затронуло очень глубокую струну его души, будто бы не из этой жизни вовсе.

Ощущение надвигающейся скорби давило грудь с его чёрным сердцем, а воля заострила психическую энергию на выжигание этой мерзости под корень.

И снова провал. Дурная мощь тут не помогла. Тенебрис пытался докричаться до инкуба, но тот вовсе не слышал. Буйство эмоций сейчас перекрывало все голоса: голос мудрого дракона, который лепетал что-то про способы, как можно и кого спасти; голос копья, что молило о том, чтобы хозяин пощадил его, пропуская такую мощь.

Буря эмоций из души демона, сущности, что создана лишь для служения, сущности, в которой априори нет места такой досадной мелочи, как эмоции, не относящиеся к планам и делу, — сейчас в душе этой сущности пылала безнадёга и праведная ярость.

Психическая буря стихла, реальность восстановила нормальные краски. Стелла обрела нормальную форму, а из её вздувшегося, бугрящегося живота начало вылезать нечто. Голова твари пролезла сквозь лоно с жутким писком. Мелкие хелицеры задвигались, пробуя запахи на вкус. Чёрные воды вытолкнули нескладное существо наружу с тошнотворным шлепком об пол. Тварь — нескладное, аляповатое существо с ненавидящими паучьими глазами, сочетающее в себе больше от паука, нежели от дроу, — поползло к инкубу.

Тот осел на колени с пустым взглядом. Тварь подползла к его коленям и впилась ядовитым укусом в его руку.

Слабая боль пронзила руку Люпина. Тот с потухшим взглядом обнял это дитя, что пило его кровь и высасывало плоть.

Он смотрел на это существо. Это… Это был мальчик. Он… Он был так далёк от идеала, насколько это было возможно в принципе. Плод просто пародировал младенца, и от души, что там была, осталась лишь злоба да чуждая воля какого-то отродья, что взяло это нескладное тело по праву.

Инкуб смотрел на это… На своего сына.

— Нарекаю тебя Анонн-Лхамб…

Через секунду раздался хруст позвонков, и пара слёз упала на серую кожу агнца.

Что-то в инкубе в этот миг сломалось. Сам же он с мрачной решимостью встал с колен, опираясь на копьё, и вышел на улицу, не обращая внимания на Маэвис, что бросилась к своей сестре.

Душа Люпина сейчас витала в своей памяти, находилась вовсе не тут. Тело же с мрачно двигалось. Колокол, что висел у пока не убранных ворот, — вот что ему сейчас было нужно.

Загробный звон огласил округу так сильно, что на его замогильный перезвон собрались и дроу в том числе.

Инкуб будто бы в доме не понимал, что делает. Его горло кричало что-то. Дикие речи, что погружали в ужас собравшихся. Рука вздымала копьё, а сам он лишь глубже уходил в себя.

— Где? Я?..

Инкуб обнаружил себя… Нет… Он ли это вообще? Мужчина, человек, с ранней проседью на огненно-рыжих волосах, потухшими зелёными глазами и золотой короной на голове.

— Ты как? — мягкие груди какой-то женщины прижались к его понурой шее.

— Я король… — снял мужчина корону, оглядывая блеск полированного золота у себя на руке. — Но как же я слаб… Всего-то и нужно потерять дочь и обоих сыновей, как я впадаю в скорбь такую же, как и простолюдин.

— Не говори так! Это… Это была твоя дочь, — попыталась сказать что-то женщина, но не находила нужных слов.

— Это уже какое-то проклятье… — ответил тот. — Моя мать умерла от хвори, оставив меня одного в очень злом мире. Потом умерли и дядя, что заменил мне отца, и братья — часть и от моей руки. И вот, долгожданная власть в моих руках… Но… Жену я похоронил… А потом и моё сокровище, дочурку…

Женщина, что обнимала его, просто пыталась прижать его посильнее. Она чувствовала, что он будто бы и вовсе не тут.

— Скажи, милая моя Хильда, не проклят ли я за свои прегрешения?

— Нет… Нет, дорогой. Всё… Всё будет хорошо, — пыталась разделить эту боль его вторая жена, что возлюбила почившую от чахотки дочь так же, как своего ребёнка.

— Как же я слаб… — смотрел мужчина своими глазами, что обрели морщины явно раньше, чем того стоило бы.

— Нет… Нет… Ты сильный, у нас…

Мужчина просто поцеловал вторую жену. Не в его правилах жизни было впадать в постоянное уныние и самобичевание. Как бы то ни было странно, слёз по погибшим он никогда не лил, ведь считал, что их стоит оставить для живых. Но самое главное, что он понял за годы своей короткой, но крайне насыщенной жизни: делать надо то,