Калевипоэг - Фридрих Рейнхольд Крейцвальд

class="v">Пел бы жаворонком звонким,

По-утиному бы крякал.

Ты не стал бы на чужбине

Кустиком чужого сада,

На чужих песках пичугой,

Гусем на чужих болотах —

Там, куда тебя примчали

Воды бурные и ветер,

Там, где ливень злополучья,

Где несчастья град тяжелый

Злую смерть тебе судили.

Натиск адского отродья,

Злое вражье нападенье

Так мои смешали мысли,

Так рассудок помутили,

Что забыл я про котомку,

Где дремал ты рядом с хлебом…

Горе! Адские дубины,

По котомке ударяя,

Человека в ней убили!

Калевитян сын любимый

Вырыл для него могилу,

Ложе смертное устроил,

Уложил в могилу тело

На спокойный вечный отдых.

Свежим дерном холм покрыл он,

Заровнял седыми мхами,

Посадил вокруг бруснику,

Посадил он клюкву рядом,

А поодаль — куст морошки,

Чтоб росли они привольно,

Опочившему во славу.

Скудной трапезой вечерней

Подкрепившись напоследок,

Калев-сын в постель улегся,

Разогнулся, протянулся,

Чтоб дневные огорченья,

Чтоб увечья колдовские

Исцелить росой прохладной.

Тут с бровей его спустилась

На глаза завеса дремы,

Мощь у мужа отнимая,

Сладко сковывая тело.

Только зорких глаз душевных

Не опутала дремота,

Только их не полонила.

Сон, искусник хитроумный,

Ткал цветистые виденья,

Вил веревочки обмана

У ворот очей душевных.

Все недавние событья

В сновидениях вставали,

Заплелись ковром узорным,

Тонким кружевом обмана.

Битва с колдовским отродьем

Под крылом зари вечерней

В сновиденьях оживала,

Снова явью становилась,

Адских выродков удары

Победителя гневили,

Раскаляли сердце гневом…

Вдруг — привиделось другое,

Быль веселая явилась:

Мужичок в лесной сторожке

От стены к стене метался,

Как челнок, снуя проворно…

Третье сонное виденье

Воровство разоблачало:

Колдовские когти вора

Уносили меч любимый.

Меч взывал из глуби Кяпы,

Звал хозяина со стоном,

Песню скорбную слагая…

Сгиньте, призраки пустые.

Сонной мысли порожденья!

В диком вереске увяньте,

В дебрях сумрачных засните!

Выйдем на иные тропы

Возвещать о славных былях,

Петь о днях давно минувших,

Речь вести о дивном деле,

Что неслышно совершилось

Возле Калевова ложа.

Калевитян сын любимый

Сном недолго услаждался,

Он недолго нежил тело

Под прохладной лаской ночи.

Той порой подкрался к ложу

Знахарь слов, колдун озерный,

Тот, что с Палевом сразиться

Не дерзал в бою открытом.

Заклинатель волн и ветра,

Черный волхв, начетчик Маны,

Ждал, чтоб сон окутал мужа,

Оплела его усталость, —

Лишь тогда подкрался к ложу.

Колдовать он стал над пряжкой[121],

Закружил вороний камень[122],

Папоротнику велел он

Изрекать заклятья злые.

Сонных трав насобирал он,

Наломал истомных веток,

В жгут связал их с наговором.

Спрятал жгут под изголовье

Почивающего мужа,

Сына Калева опутал

Он веревкой долгой дремы.

А когда ведун озерный

Молвил все свои заклятья,

Завершил все чародейство, —

Тотчас пятки засверкали,

И пропал — следа не сыщешь.

Ночь минула, встало солнце,

Солнце село, свечерело,

Снова ночь зарю сменила —

По назначенному кругу,

По отцовскому завету.

Калевитян сын любимый

Недвижимо спал на ложе.

А до Вильянди[123] от Виру

Мчались быстрые приказы.

Спутник Алева, отважный

Калевов оруженосец,

Разослал гонцов проворных,

Чтоб до озера Чудского

Весть, как ветер, долетела.

Все напрасно: вестовые

Калева не отыскали.

Ночь минула, встало солнце,

Солнце село, свечерело,

Снова ночь зарю сменила —

По назначенному кругу,

По отцовскому завету.

Вот уж дни неделей стали.

И неделей стали ночи.

Калевитян сын любимый

Недвижимо спал на ложе.

Вот и летний день цветущий,

Праздник счастья и веселья,

Скликал дальние народы

На игру в дубраву Таары,

На привольную забаву.

Приплыли по волнам Эма

На ладьях красновесельных

Дети озера Чудского.

Виру, Ярва, Харью, Ляне —

Все людей своих прислали,

Но никто не видел князя,

Сына Калева не встретил

И следов его горячих

Не приметил по дороге.

Ночь минула, встало солнце,

Солнце село, свечерело,

Снова ночь зарю сменила —

По назначенному кругу,

По отцовскому завету.

Дни — уж в месяц растянулись,

Стали ночи месяцами.

Калевитян сын любимый

Недвижимо спал на ложе,

Сном злосчастным околдован.

Вот уж летние цветочки

Отцвели наполовину, —

Богатырь Калевипоэг

Спал, осилен дремным ядом,

Волхвованьем колдуновым.

Но обманным сновиденьем,

Разбудить его пришедшим,

Был, на счастье, он встревожен…

Видел он во сне глубоком,

Будто меч ему ковали,

Правя сталь и закаляя,

Похваляясь ковкой новой,

Выгнув лезвие покруче,

Чтоб оно грозней рубило.

И ковал тот меч не финский

Многодумный старый мастер,

Старый дядюшка отцовский, —

Меч ковали потаенно

В малой кузнице безвестной,

В горной пазухе глубокой.

Посреди земной равнины

Холм стоял уединенный.

Был тот холм больших не больше,

Но и не был меньше малых.

Головой тот холм касался

Высоко плывущей тучи,

Облачка скользили мимо,

За бока его цепляясь.

В том холме, в дупле скалистом,

Поселился Ильмарине[124],

Мастерам своим подземным

Там он кузницу устроил.

Те воздвигли брус подпорный,

Утвердили наковальню

И трудились дни и ночи,

Тайной ковкой промышляя,

Добрым людям на потребу.

Семь кузнечных подмастерьев

Меч ковали неустанно

Из витой бесценной