Королев. Главный конструктор - Мария Стефановна Бушуева

совершенно ясно, что Р-1 является, пусть с некоторыми доработками, копией немецкой Фау-2, в которой использовался именно этот окислитель. Знаменитый ракетчик Оберт тоже использовал кислород.

– Кислород кислородом, – махнул рукой Гонор, – еще серьезнее: разброс в точности попадания в среднем – четыре километра.

– Вчера отклонение составило всего 0,15 % одного километра. Сейчас мы прорабатываем вариант модифицированной Р-1А с отделяющейся головной частью в конце полета, что дает военным новые возможности, – вступил в разговор Александр Яковлевич Щербаков, ведущий испытатель Кап. Яра. Тот самый Щербаков, что вместе с Арвидом Палло испытал в 1940 году ракетоплан Королева.

– Да, нужна отделяющаяся головная часть. – Сергей Павлович, беседуя с Мишиным, всего несколько дней назад выдвинул эту неожиданную конструкторскую идею, которой была обеспечена долгая жизнь. – Пусть головка ракеты несет к цели боевой заряд. Мы получим выигрыш в весе конструкции и дополнительно снимем с ее хвоста утяжеляющие стабилизаторы.

Ракета Р-1 на стартовой станции. 1948 год

[РГАНТД. Ф. 35. Оп. 3. Д. 22]

– Отличная идея! – согласился Мишин. – Прочность корпуса тогда не сильно-то и важна. Все равно сгорит при входе в плотные слои атмосферы.

Первый пуск Р-1А состоялся 7 мая 1949 года.

Перешедший в НИИ-88 из КБ Болховитинова Г.С. Ветров, занимавшийся не только динамикой полета космических аппаратов и ракет, но и ставший Нестором-летописцем деятельности Сергея Павловича, отмечал, что ракета Р-1А – первая «из модификаций ракеты Р-1 – была специально разработана для проверки в натурных условиях ряда новых узлов, а главным образом для отработки механизма отделения в конце активного участка траектории головной части, что предполагалось использовать в конструктивной схеме ракеты Р-2.

В связи с тем что многие организации заинтересовались возможностью использования новой ракеты для своих целей, программа экспериментов вышла далеко за рамки первоначального замысла».

Ветров, посчитавший, что «программа экспериментов вышла далеко за рамки первоначального замысла», не уточняет, что замысел не военного, а гораздо более широкого применения ракеты мог возникнуть у Королева сразу, как только родилась у него идея отделения от ракеты головной части. Его интуиция просто не могла не подсказать и такого пути. Ведь, судя по юбилейному докладу о деятельности Циолковского, Сергей Павлович уже тогда серьезно задумывался как раз о мирном использовании ракетной техники, а значит, и о тесной связи с учеными Академии наук, что для развития отрасли было необходимо. По всей видимости, благодаря Нине Ивановне, переводившей ему журнальные статьи, он знал, что в США в 1946 году начали исследования верхних слоев атмосферы при вертикальных пусках ракет.

Вознюк В.И., Ветошкин С.И., Королёв С.П. Октябрь 1949 г.

[Музей космонавтики]

24 мая 1949 года на полигоне Капустин Яр состоялся первый полет научной ракеты на высоту 100 километров с двумя отделяемыми контейнерами в ее головной части. В контейнерах размещались исследовательские приборы. Возвращали их на землю с помощью парашютов.

Была создана целая серия геофизических ракет: В-1Б, В-1В, В-1Д и В-1Е с научным грузом до 1800 килограммов. Через несколько лет геофизические ракеты В-5А и В-5В станут поднимать аппаратуру на высоту до 500 километров, исследуя ионизацию, космическое излучение и так далее. Идея таких исследований принадлежала Циолковскому.

В Кап. Яре в контейнерах поднимали и собак, катапультировали и возвращали их тоже с помощью парашютов. Исследовали влияние невесомости, отрабатывали технику спасения животных, опробовали на них специальные скафандры…

Очень способствовал таким экспериментам энтузиазм академика А.А. Благонравова, возглавившего Координационный межведомственный комитет. Голованов утверждал, что Благонравова едва не «съели» за постоянную поддержку геофизических ракет Королева: не дал ход делу маршал Неделин, положил жалобы под сукно.

Почти все собаки, летавшие на геофизических ракетах, вернулись живыми и здоровыми: это давало для будущей космонавтики первый очень важный материал о состоянии живого организма при подъеме на высоту. Были получены и новые данные о составе атмосферы. Ученые во главе с М.В. Келдышем были очень рады сотрудничеству и стали верными союзниками Королева.

А вот военные были недовольны испытаниями Р-1А. Заместитель министра Вооруженных Сил Н.Д. Яковлев внезапно отвернулся от ракет и прямо заявил на совещании у Сталина, что с таким разбросом попадания они армии не нужны, дешевле и надежнее авиация. Первые испытания его не убедили.

* * *

В монографии Романова Королев был у Сталина дважды: 14 апреля 1947 года, когда намечалась линия развития ракетостроения в стране, и «поздним июльским вечером 1949 года». На втором заседании присутствовали, кроме Яковлева, командующий артиллерией Вооруженных Сил СССР Н.Н. Воронов, министр вооружений СССР Д.Ф. Устинов, начальник Главного артиллерийского управления М.И. Неделин, а также руководитель атомной программы И.В. Курчатов.

Голованов предлагал другую дату: март 1948 года – и ставил под сомнение присутствие Курчатова – разговор у Сталина касался ракеты Р-1, о ядерно-ракетной программе в то время речи еще не было. К тому же Курчатов всю весну был занят подготовкой к пуску первого отечественного ядерного реактора в Челябинске-40. Основываясь на письме самого Сергея Павловича, Голованов считал, что встреча со Сталиным у Королева была единственной. Романов, скорее всего, объединил два совещания в одно. Или Сергей Павлович, ввиду особой секретности темы, о второй встрече, где присутствовал Курчатов, в письме умолчал.

Он писал Нине Ивановне 6 марта 1953 года:

«Вспоминаю, как были мы у товарища Сталина 9 марта 19.. года. Так все было неожиданно, а потом так просто; мы ожидали его в приемной и вошли – какое волнение охватило меня, но товарищ Сталин сразу заметил и усадил нас. Началась беседа. Все время он ходил по кабинету и курил свою трубку. Все было коротко и ясно. Много спрашивал и много пришлось говорить. Эти часы пролетели незаметно. Как заботливо говорил он о всех нас и как глубоко направил по правильному пути наш труд. А ведь многое из того, с чем мы пришли, придется теперь делать по-иному. И как это хорошо и ясно все стало.

Говорили и о будущем, о перспективе. Д.Ф. потом мне сказал, что слишком много было сказано о нас в розовом тоне, но я с этим не могу согласиться, – где же, как не у товарища Сталина, можно говорить легко и то, что думаешь, чего хочешь. Великое выпало мне счастье – побывать у товарища Сталина».

Д.Ф. – это Устинов.

В книге «Конструктор космических кораблей» Романов приводит слова Королева, относящиеся к кремлевской встрече со Сталиным, происходившей не в 1949-м, а в 1948 году: «Мне было поручено доложить о разработке ракеты. Он слушал молча, почти не вынимая изо рта трубки. Иногда прерывал меня, задавая