Серийный убийца: портрет в интерьере - Александр Михайлович Люксембург

Тебе идёт это платье.

Женино лицо просияло наконец, а то было как-то напряжено.

Ты, наверное, один в этом мире говоришь мне комплименты, чем-то радуешь, внимательный, нежный, добрый и ласковый. Нет у меня модных вещей, Вовочка. Вот Сашку в армию провожу и куплю себе обновок. Светланке пока ничего не надо, у неё все есть.

Я смотрел на неё и думал, какая она простая, естественная и милая овечка. Тут Женя спохватилась: «Что ж мы стоим, Володя?»

Она окинула взглядом меня и стоящую в ногах сумку: «А ты как? Ты давно приехал?» — «Час назад». — «И домой не заходил?» — «Нет, сразу к тебе приехал». — «А домой как же?» — «Ты писала, звала, и вот я перед тобой. Ты рада?» — «Ну ты даешь! Смелый ты мужчина!» — Женя засмеялась, затем строго посмотрела мне в глаза, спросила: «И надолго?» — «Дней на десять, это точно». — «А как же родители?» — «Если хочешь, то к ним мы можем сходить в гости. Мать тебе будет рада, и отчиму ты очень нравишься. У него аж глаза блестят, когда он смотрит на тебя». — «Я это заметила еще в прошлый раз, когда ты приезжал. О другом думаю. Что будет, если муж опять заявится ко мне, а ты здесь? Вы же не сможете просто так разойтись, так ведь? Я же знаю, у вас там какие-то тюремные законы свои». — «А причем здесь законы? Ты что, за меня боишься что ли?» — «Да, Вова, боюсь». — «О, это мне нравится — за меня боятся. Нет, ты не подумай ничего такого, но мне действительно сейчас здесь, посреди этой комнаты, приятно вот так стоять и слышать такие слова».

Мое лицо и глаза излучали радость, и на сердце стало как-то теплее, мягче.

«Я за тебя боюсь, да, боюсь. Только не пойму, что ты особенного нашёл в этих словах». — «Я знаю, что нашёл особенного. А теперь посмотри мне в глаза и скажи — я тебе нравлюсь?» — Женя подняла голову и посмотрела мне в глаза. У неё было испуганное выражение, как будто она что-то сейчас потеряла. Я улыбнулся. «Конечно, нравишься. Очень-очень. — Её лицо запылало. — Такого, как ты, я еще не встречала. Ты, наверное, один такой на свете. Чего ты только ни знаешь! Музыку любишь, стихи. Когда ты декламируешь, я любуюсь тобой с чувством восторга». «Так, — думаю, — моя преступная личность имеет еще и какие-то положительные качества, и это прибавляет уверенности в себе». «Ты мне тоже нравишься, но сейчас ты выглядишь неважно, лицо у тебя немного опавшее. А плакала почему?» — «Потом расскажу». — «Ну потом, так потом. А я здесь кое-что привез». Открыл сумку и извлек оттуда коробок с духами. «Что это?» — «Посмотри». — И я поцеловал её нежные губки, вручил таинственный коробок. Глаза её засияли, когда из коробка она извлекла флакончик с духами. Взглянув на коробок, на флакон, Женя воскликнула: «Это же Франция! Вовочка, ты золото! — Она кинулась мне на шею и сказала, глядя в глаза: — Я буду всегда пахнуть для тебя». Поцеловав меня, она начала мостить флакончик среди своей парфюмерии. Я достал из сумки свои вещи, пакет с продуктами и спиртное: водку, ликер, шампанское, пиво. «Разбирайся с этим, хозяйка, а мне нужно переодеться и принять душ». — «Зачем столько спиртного?» — «Гулять будем, Женя, пусть будет праздник каждый день», — ответил я и ушёл в душ смывать с себя шахтинскую грязь.

Во всяких личностных взаимоотношениях — не важно, реальных или фантазийных, — как замечаем мы, у Муханкина быстро проявляется отрицательная динамика. Всякий раз, когда возникает новая «героиня», она выглядит, как правило, манящей, дерзновенно-таинственной совратительницей, которая, попав в поле воздействия носителя демонического начала, демонстрирует способность превзойти его самого в сатанинском искусстве любовных чар. Преодолевая психологическое сопротивление пассивного мужчины-жертвы, она оказывает на него неистовый нажим, прямо и недвусмысленно высказывается о его невыносимой привлекательности, прижимается к нему всем телом. Ритуал «совращения» включает в себя то ли танец? то ли медленное самообнажение со ссылками на непереносимую жару, то ли любовные прикосновения к его половому члену. Только в одних случаях эти «героини» откровенно агрессивны, в то время как в других они подавляют и подчиняют себе рассказчика всепоглощающей и безграничной «материнской» любовью и заботливостью. И тот принимает это как должное, как нечто неизбежное и естественное.

Но активные положительные эмоции, как правило, приписываются только «героиням» романов Муханкина. Сам он, скорее, исследователь и аналитик, которого больше интересует (в силу акцентируемой любознательности) изучение тех или иных содержательных аспектов очередного приключения. Его руки могут «непроизвольно исследовать» женское тело или «опытно» развязать бантик скрывающего «героиню» халата. Хотя всегда происходящему сопутствует какая-либо сентенция типа «сучка не захочет — кобель не вскочит», влияющая охлаждающе на наше восприятие.

Рассказчик не забывает и о том, чтобы противопоставить своей поверхностной вовлеченности в очередное приключение жесткое негативное суждение о женщине. «Вы же в основном с одной извилиной в голове», — бросает он, как мы помним. Жене.

За любовной сценой обычно следует эпизод, который так или иначе ставит под сомнение её значимость. Часто он принимает форму страшного пророческого сновидения кошмара.

Проснулся я до рассвета. Сердце вылетало из груди, на лбу холодная испарина, во рту пересохло. Ну и приснится же такое! А может, неспроста такие сны? Ты гляди, как на душе муторно, из головы еще не выходит предыдущий сон, и здесь опять то же и те же. Нет, здесь я на кладбище ходить не буду. Даже если и потянет туда, все равно не пойду. Уж пусть потерпят, да и у них кто-то ж есть. Не поверю, что я один. У меня и своих в Шахтах полно, и все лезут и лезут. Сны тоже многое значат и о многом говорят. Просто так и прыщик на теле не выскочит. А они встают и ищут меня. Там они в земле спокойные и хорошие, а выходят из земли гнилые, безлицие, костянистые, в прелой одежде. Что это может значить? Может, это мне знак какой-то подается от высшей силы, и я не могу понять его? Страх какой-то опять во мне, а чего бояться? Между нами полное понимание. Футы ж, гляди, как противно все, но мы еще на резных уровнях, разных высотах и в разных мирах. По крайней мере, я еще жив, хотя и труп, прах, но ничего, там, может, лучше будет житься и мук этих земных не будет. Попридумывали