Искусство просвещать. Практическая культурология для педагогов и родителей - Евгений Александрович Ямбург

подлинная сверхзадача воспитания. Возможно, кому-то это покажется заоблачной целью, посильной лишь небожителям, титанам духа, тогда как школа вынужденно решает насущные методические задачи. Тут не до жиру – быть бы живу. Но это ложное впечатление. Как уже неоднократно утверждалось, в культуре нет центра и периферии. В решении главной задачи можно потянуть за любое звено педагогической цепочки, включая совершенствование методики преподавания, и тем не менее выйти на нужные рубежи. Было бы желание и твердое осознание конечной цели. В доказательство привожу свои размышления над книгой своей коллеги Татьяны Анатольевны Рокитянской.

Передо мной – методическое пособие. У большинства людей одно упоминание этого специфического жанра порождает скуку и зевоту. Но здесь методическое пособие особого рода. Пишу об этом не потому, что меня с автором связывают долгие десятилетия дружбы и совместной профессиональной деятельности, а исходя из реальных практических результатов, достигнутых этим замечательным педагогом в работе с детьми. И что еще более важно – отдавая дань феноменальному универсализму мышления, ставящему ее в один ряд с выдающимися философами и культурологами.

Здесь я должен заранее попросить извинения у читателя, ибо для того, чтобы развернуть систему доказательств, подтверждающую эту мысль, мне придется достаточно подробно цитировать тех мыслителей, к чьим воззрениям близки выводы Татьяны Анатольевны.

Педагогика – прикладная философия

С давних пор я разделяю убеждение замечательного педагога русского зарубежья С. И. Гессена в том, что настоящая педагогика – это всего лишь прикладная философия. Он справедливо полагал, что «всякая педагогическая система – даже там, где она выдает себя сама за чисто эмпирическую науку, – есть приложение к жизни философских воззрений ее автора»[107].

Здесь тот самый случай. Но обо всем по порядку. Отчего тухнут глаза студентов педагогических вузов, да и, откровенно говоря, опытных учителей, проходящих переподготовку на курсах повышения квалификации, когда они узнают об императивной необходимости прослушать курс методики преподавания того или иного предмета? Разумеется, здесь целый комплекс причин: подготовка лектора, знание им потребностей и особенностей современных детей, соотнесение педагогом собственного опыта с предлагаемыми методиками, часто надуманными, искусственными и оторванными от реальной практики и т. п. Но среди многих причин, вызывающих методическую аллергию, есть одна, на мой взгляд, главная: такой подчеркнуто утилитарный технологический подход лишает педагога самого важного – глубинного осмысления своей деятельности, осознания своей важной миссии в культуре; он перестает за деревьями видеть лес. В свою очередь, такая смыслоутрата на фоне всеобщей деградации культуры лишает его одухотворения, энтузиазма, уверенности в возможности справиться с поставленной задачей. Это касается любого предмета. Что говорить о музыке, которая на протяжении многих лет рассматривается как второстепенная, необязательная дисциплина и для которой все меньше времени находится в напряженных школьных образовательных программах.

Вот почему я с таким повышенным вниманием рассматриваю философские воззрения автора.

Люди, утверждает Татьяна Анатольевна, пели сотни тысяч лет. И столько же играли на музыкальных инструментах. Музыка рождалась из груди человека, от его эмоций, представлений, верований. Что-то становилось ритуальной частью жизни, запоминалось и бытовало в устной традиции. Сравнительно недавно (тысячу лет назад) возникла нотная грамота, появились профессиональные музыканты, деятельность которых «обезголосила» народ, «обездвижила» его руки, давая пользоваться только ушами. Пение и музыка как-то забылись и стали представляться чем-то сложным, предназначенным для избранных, не доступным всем.

Музыкальные знаки заслонили от нас музыку: сегодня петь и играть могут только посвященные. В ответ мы видим мощное движение «низов» в виде рок-поп-музыки, поколение «наушников», слушающих свою музыку двадцать четыре часа в сутки. Между тем потребность в занятиях музыкой, танцем, театром и прочими искусствами постоянно растет, человек буквально оживает, соприкасаясь с живым звуком. Автор видит свою сверхзадачу в том, чтобы вернуть звук в тело и душу, дать ему звучать, минуя сухую науку знака. И только потом родить музыкальные знаки вновь, из себя, из своего опыта, ибо скучно учить значки, не чувствуя, не понимая, о чем они говорят.

Остановимся на время, отметив для себя, что автор не делит музыку на массовую и элитарную, пытаясь разобраться в неизбежном и не сегодня родившемся этом условном различении.

Поразительно, но к тем же выводам о массовой и элитарной музыке приходит выдающийся музыкант, культуролог, неутомимый пропагандист классической музыки Михаил Семенович Казиник: «Но в книге, которая перед вами, я посмею отказаться от этих двух терминов и заменить их другими. Ибо разговоры о массовой культуре, во-первых, надоели, а во-вторых, оскорбительны для „массовых ушей“. А в-третьих, все не так просто.

Существует Культура земная и космическая. Ведь человек – это космический Дух, помещенный в земное тело. Поэтому цели у земной и космической культуры разные. Цель земной культуры – ублажить земные тела, приковать биологическое тело к земле, до предела насытить потребности этого биологического тела, создав усредненный образ человекоособи, и определить круг ее (особи) основных потребностей. Особь должна мыслить стереотипно и действовать с пользой для всех остальных среднеразумно существующих особей. Культура для них так откровенно и называется „массовая культура“. А источники информации, которую они должны получать, так и называются: „средства массовой информации“.

Представители же космической культуры – Гении – создают величайшие творения, но они не имеют дело с массами. Они догадываются об основном постулате космического Духа. О том, что Человек – уникален, единичен, неповторим. Поэтому космическая культура всегда обращается к ОДНОМУ человеку, к неповторимой и уникальной личности. И здесь возникает парадокс. Космическая культура – это связь макро- и микрокосма, то есть Космоса и порожденного им человека.

Но тогда это значит, что для восприятия великой культуры мы должны быть тоже гениями. Ведь само собой разумеется, что посредственность не в состоянии понять гения. Можно читать сколько угодно книг, слушать красивые мелодии, смотреть на картины величайших художников, но все безрезультатно. Ибо у космической культуры есть система знаков, без постижения которых нет подлинного понимания искусства. Земная культура не заинтересована в человеке космическом, ибо ее интересует не индивидуальность, а всеобщность огромной человеческой биомассы. Вот и остается человек в рамках конвейерной культуры, попадая в регистр тех, кто постоянно пополняет карманы владельцев бесконечных фабрик звезд»[108].

Примечательно, что к тем же самым выводам за полвека до М. С. Казиника пришел другой выдающийся человек. И в каких трагических обстоятельствах!

Передо мной фотография. Светлое одухотворенное лицо, мягкая улыбка, внимательный взгляд сквозь круглые линзы очков. Типичный интеллигент: немецкий философ и теолог Дитрих Бонхёффер. Ему всего тридцать четыре года, но жизнь подходит к концу. Участник заговора против Гитлера, в 1944 году в нацистской тюрьме он ожидает смертной казни, при этом не перестает