Памяти солёная волна - Станислав Митрофанович Сахончик

экранах телевизоров в кают-компаниях. Видимо, для полноты впечатления параллельным курсом следовали несколько ракетных катеров – Республика Сингапур изо всех сил демонстрировала свою военно-морскую мощь. Надо сказать, не очень-то впечатляюще. Тем более что ещё месяц назад нам пришлось долгое время лицезреть авианосцы и тяжёлые ракетные крейсеры американского Шестого флота в Персидском заливе.

Облегчённо вздохнули только после выхода в Южно-Китайское море, когда растаяли на горизонте небоскрёбы гигантского города-государства.

И тут, как назло, вышел из строя главный двигатель большого десантного корабля «Сергей Лазо», и танкеру «Владимир Колечицкий» пришлось взять его на буксир, из-за чего эскадренный ход снизился до восьми узлов. Корабли выстроились в походный ордер: головным шёл большой противолодочный корабль «Таллин», за ним сторожевик «Летучий», рефрижератор «Вильма», а замыкал строй танкер с десантным кораблём. Переход явно не задался, и все (а моряки народ суеверный) предвидели в недалёком будущем очередные пакости судьбы. И они не заставили себя ждать.

Минут через двадцать к нам прилетел последний привет от Сингапура – сверху из-за лохматых туч на танкер спикировали два штурмовика А-4М «Скайхок». Промчавшись на уровне мостика, они дали форсаж, взметнув фонтаны воды, – и, оглушив всех рёвом двигателей, красиво ушли боевым разворотом на бреющем полёте, почти по гребням волн, оставляя за собой пенный след из брызг. Затем резко рванули вверх и исчезли в облаках.

– Запишите в судовой журнал время облёта и координаты, – сказал капитан Владимиров вполне спокойным голосом. – Потом в рапорте укажем на опасное маневрирование. Больше всё равно ничего нельзя сделать. Да и не сшибёшь поганцев – не война всё же.

Вскоре на экране локатора замаячили две яркие засветки – с востока на нас держали курс два корабля: судя по скорости, явно военные. Через несколько часов они появились на горизонте – американские эсминец и фрегат типа «Нокс». Фрегат, замедлив ход, остался сзади, а эсминец, гоня перед острым форштевнем белый бурун, лихо кренясь на волне, прошёл вдоль строя. На борту чётко выделялся крупный белый номер «24».

– Это «Уодделл», – сказал всезнающий начальник радиостанции Володя Онощенко. – За двадцать лет пароходу, а всё выделывается! В прошлом году перед «Печенгой» вот так же крутился, пока не пуганули.

В те годы американцы часто задирали наших таким вот образом – то проходя в опасной близости от бортов, то «срезая нос». Опасная игра шла порой часами, и уступать никто не хотел, балансируя на грани столкновения. Вот и «Уодделл» сейчас носился вдоль строя невозмутимо идущих советских кораблей, как моська вокруг слона, нарушая все правила МППСС. Он иногда подходил настолько близко, что были хорошо видны фигуры и лица матросов в синих робах и белых шапочках. На мачтах советских кораблей появились сигнальные флаги, по международному своду сигналов предупреждающие американцев об опасном маневрировании. Однако эсминец не унимался. Нужно было что-то с ним делать – приближалось расчётное время дозаправки, которая производится на ходу, когда корабли идут по бортам танкера и принимают горючее через шланги траверзных передач. Малейшая неточность рулевых ведёт к столкновению с трудно предсказуемыми последствиями.

Переговорив шифром с флагманом, капитан по УКВ вызвал капитана рефрижератора «Вильма» и загадочно сказал: «Петрович, давай, как тогда!». Минут через десять «Вильма» взвыла сиреной и, подняв флажный сигнал «Управляюсь с трудом. Держитесь от меня подальше», выкатилась из строя, почти перед носом эсминца.

«Уоддел» шарахнулся от маленького рефрижератора вправо и дал полный ход. Красивое было зрелище! За кормой эсминца вырос громадный пенный бурун, и он умчался к ожидавшему его фрегату.

«Вильма» вернулась в строй, а в судовом журнале появилась запись о временной неисправности рулевого управления. Можно было начинать дозаправку, что и было сделано сразу для четырёх кораблей и даже с некоторым флотским шиком.

И хотя присмиревшая парочка держалась от нас на приличном расстоянии, пакости на этом не кончились. Прилетел патрульный самолет Р-ЗС «Орион» и, назойливо гудя моторами, поблёскивая кругами винтов, начал выписывать круги над кораблями. Видимо, его магнитометры что-то почуяли под водой, и из подфюзеляжного отсека посыпались гидроакустические буи (РГБ) на парашютах, накрывшие пространство вдоль хода кораблей. Правда, некоторые из РГБ загадочным образом сразу же тонули, не успев подать сигнала (потом нам сказали, что морпехи из снайперских винтовок потихоньку их подстреливали ещё в воздухе), а часть буёв повылавливали матросы с «Летучего». Так что хорошей акустической картинки у янки не получилось, и «Орион», покружившись ещё пару часов, пропал из видимости. К вечеру исчезли и корабли.

Стало немного спокойнее, и жизнь пошла обычным чередом. К тому времени на «Лазо» механики БЧ-5 ввели в строй двигатель, и корабли средним ходом взяли курс на базу Камрань. Ночью нас настиг густой тропический ливень, вода струями заливала стёкла иллюминаторов, бурные потоки стремительно неслись по верхней палубе, захлестывая шпигаты.

На рассвете показались покрытые густой тропической зеленью прибрежные скалы бухты Бинь-Ба. Чисто вымытые, влажные корпуса кораблей сияли на утреннем солнце. Нас ждали тёплая встреча и короткий отдых со сходом на берег. Мы были «почти что дома», так как пункт МТО Камрань считался у нас чем-то вроде пригорода Владивостока.

Так закончился этот переход, ничем особенно не примечательный, один из многих обычных переходов кораблей Тихоокеанского флота в то время.

«Семь одиноких дней»

Над лесным посёлком со странным названием Ходовая Грива завывала декабрьская вьюга. Во тьме ярко светились окна старой двухэтажной деревянной школы-восьмилетки, где шёл новогодний бал. Переливались огни разукрашенной новогодней ёлки, в тесноватом коридоре, который служил и актовым залом, бегала, шумела и пищала празднично одетая мелкота, степенно подпирали стенки «почти что взрослые» восьмиклассники, снисходительно взиравшие с высоты своего возраста на разгулявшуюся молодёжь.

Среди них был и я, одетый в новый праздничный костюм и от этого неуклюжий и отчаянно робевший. Играла новенькая радиола, одна за другой менялись пластинки, а я всё не мог решиться пригласить кого-нибудь из девчонок, бойко постреливающих глазками, красиво и ярко одетых и таких непохожих на обычно сереньких одноклассниц.

Совсем неожиданно ко мне подошла Таня – самая красивая девочка из параллельного восьмого «Б» – и пригласила на «белый танец».

Её тёплые карие глаза повергли меня в неописуемое смущение, заставили лицо залиться краской, а ноги – сделаться словно чужими. Ещё бы – в неё были влюблены почти все наши мальчишки, и я отнюдь не был исключением из правил.

Пару раз наступив Тане на туфли непослушными ногами, я всё же сумел достойно продержаться весь танец, вдыхая чудесный запах её волос и чувствуя под рукой тонкую девичью талию. Потом было ещё несколько чудных и