Пишите мне на медсанбат - Людмила Петровна Дробинская

— Я пришел вас сменить пораньше, Александра Степановна.　

— Но ведь сейчас два часа ночи, — удивилась Сивак.　

— Что за беда. Не спится старику. Я поработаю, а вы отдохните. Усните крепко, спокойно. Я заговорил все снаряды, ни один сюда не прилетит, — хитро улыбался старый врач, поглаживая бороду и щуря карий глаз. Сивак благодарно сжала его руку и ушла к себе, легла на узкую кровать у печки, прикрывшись шинелью.　

На смену ночи приходит раннее майское утро. Светлеет на востоке небо. В комнату проник солнечный луч, прилег зайчиком на стеклышко ее часов, перебрался на смоляные блестящие волосы, задержался на алой эмали ордена и нашивках за ранения. Тихо стучит метроном.　

Три часа пополудни 2 мая 1943 года. В этот весенний праздничный день обстрел осажденного города показался особенно жестоким.　

…В большой армейский госпиталь, принимавший раненых в школе у завода «Большевик», Первомай пришел ранним утром. Накануне в комнате комиссара госпиталя допоздна затянулось совещание. Все судили и рядили, как лучше распределить посылки, полученные со всех концов страны для раненых.

— Что тут мудрить? Все посылки вскрывайте и подряд одаривайте. Вручайте письма, фотографии, особенно будьте внимательны к тем из раненых, у кого погибли родные, кому никто не пишет, — посоветовал замначсанарма полковник И. В. Павлинов.　

Днем Первого мая врачи и политработники тепло поздравили раненых, роздали посылки. После раннего ужина собрались на праздничный концерт.　

И вот наступил второй день Первомая. Внезапно в праздничную передачу включился тревожный стук метронома.　

— Внимание, внимание, район подвергается артиллерийскому обстрелу!　

Последние слова заглушили взрывы на проспекте Обуховской Обороны. Снаряд разорвался на улице, попал в здание больницы завода имени В. И. Ленина, где работал полевой хирургический госпиталь.　

Раненые на улице. Раненые и убитые в госпитале. Вражеская батарея расширяет зону обстрела и переносит его на массивное здание школы, где работает госпиталь для легкораненых. Взрывной волной рвет часть крыши, стекла, рамы. Из палат, стуча костылями и палками, выходят раненые. Со столов слетает посуда.　

На третий этаж взбежал начальник госпиталя майор И. В. Шеремет:　

— Всем вниз, немедленно уходите в бомбоубежище. Госпиталь в квадрате обстрела. Уносите лежачих!　

Начальник приемного покоя капитан Нина Леничева понеслась по этажам.　

— Быстрее, быстрее спускайтесь в подвал, там безопасно, — уговаривала она.　

В одной из операционных, расположенных на третьем этаже, только что закончилась операция. Хирург А. Г. Мусин послал сестру в бомбоубежище, но сам туда не торопился. В операционную вбежал Борис Аксенов — хирург из группы усиления.　

— Мы тебя ищем, ты жив? А что это у тебя?　

— Осколок, Боренька, и даже горяченький. Весит грамм двести, — Мусин покачал головой и положил теплый осколок в карман халата. — Отделались легко, осколок стекло пробил и на стол упал, а что же касается подвала, то кто его знает, где тебя найдет такая штуковина. Ты же знаешь, я — фаталист! Вот в гражданскую войну, помню, был такой случай…　

Аксенов прорычал что-то и за рукав потащил «фаталиста» в коридор.　

Обстрел района продолжался. Опустели верхние этажи. Весенний свежий ветер хозяйничал в палатах и коридорах, крутил обрывки бинтов и ватные шарики, играл цветными флажками. В подвале много раненых. В нескольких хорошо оборудованных перевязочных и операционных работают хирургические бригады. В небольшом помещении принимает раненных в лицо Александра Степановна Сивак.　

Раненые поступают непрерывно. Их несут и ведут с улицы и из соседнего госпиталя, попавшего в беду.　

Грохнул где-то близко снаряд. Сивак тихо охнула, присела на край стула, зажмурила глаза. Мучительно заныл затылок, будто перевернулось сердце. «Никто не должен заметить, никто. Сейчас же работать. Немедленно работать». Она беззвучно шевелит губами, приказывая себе успокоиться. Решительно встала, прикрыла взмокшее лицо марлевой маской и подошла к столику с инструментами.　

— Внимание, внимание, артиллерийский обстрел продолжается!　

В подвал внесли молодого паренька, подобранного на улице. У него рассечена губа, в горле клокочет. Его положили на стол, сняли куртку, ботинки. К нему подошла Александра Степановна. На ее бледном лице крупные капли пота. На виске жарко пульсирует предательская венка.　

Внезапно сильный удар и грохот потрясли подвал. Вздыбился пол, воздух наполнился терпким дымом и гарью. Тревожно закачалась и замигала операционная лампа. Потом новый грохот — и гнетущая тишина и мрак.　

— Спокойно, товарищи! Всем оставаться на местах! Сейчас будет свет! — Голос начальника госпиталя был властен и спокоен.　

Слабо, вполнакала, загорелась лампочка. Ее тусклый свет выхватил из висевшей пыльной завесы расколотый пол, распростертую на нем женщину в белом халате. Возле нее лежал кружевной батистовый платочек…　

Через несколько дней госпитали сменили адреса. Многих раненых выписали для долечивания в батальон выздоравливающих, отправили в запасной полк. Оттуда они снова ушли в войска, готовые к новым битвам и сражениям. Были написаны и отправлены сто одно скорбное извещение о гибели солдат в разные концы страны. Только в них не было сказано, что погиб солдат не на ноле боя, а при артиллерийском обстреле госпиталя на проспекте Обуховской Обороны.　

Вернулась к работе челюстно-лицевой хирург Сивак, едва оправившись после тяжелой контузии.　

Пришло теплое ленинградское лето. Новые задачи вставали перед войсками Ленинградского фронта. Близились дни полного освобождения Ленинграда, его пригородов, высот, откуда вражеские батареи посылали смерть на город.　

Телесные раны заживают быстрее. Иногда остается лишь тонкий линейный рубец. Душевные раны сохраняются всю жизнь, они лишь чуть-чуть затягиваются, и каждое прикосновение к ним болезненно, оно рождает множество мучительных воспоминаний.　

Миновали десятилетия. Память удержала первомайский концерт 1943 года, блестящие глаза солдат, мягкий южный говор задумчивой Сивак, подвал, наполненный человеческими страданиями, и стройную большеглазую девушку врача Нину Леничеву, погибшую вместе с ранеными…　

После войны я разыскала Александру Степановну Сивак. Контузии и развившаяся гипертоническая болезнь не прошли бесследно. Темные глаза ее потускнели. Счастье трудиться в послевоенном мире растаяло для нее, как мираж. Лишь пальцы остались прежними. Тонкими, нервными. Пальцы складывали и расправляли тонкий батистовый платочек…

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Незаметно подошла осень сорок третьего. Она осталась в памяти долгими дождями. Наша 55-я армия, выполнив задачу по защите юго-западных рубежей Ленинграда, сливалась с 67-й.　

До глубокой ночи не прекращалась напряженная хлопотливая работа в нашем санитарном отделе. Готовясь к сдаче дел, мы обобщали всю проделанную работу. Это заставило нас еще раз вернуться к ушедшим годам, анализируя как достижения, так и промахи и ошибки в организации медицинской службы армии. Тщательно просеивался коллективный опыт в лечении и заживлении ран, все лучшее, полезное