Атомный век Игоря Курчатова - Александр Анатольевич Цыганов

Этот документ оказалось едва ли не важнейшим в истории Атомного проекта. В нём сформулированы два ключевых подхода к решению затянувшейся проблемы промедления в работе – приказная чёткость ставящихся задач и подключение к Атомному проекту аппарата товарища Берии:

Организовать при Государственном комитете обороны Совет по урану для повседневного контроля и помощи в проведении работ по проблеме урана в составе:

тов. Берия Л.П. (председатель),

тов. Первухин М.Г. (заместитель председателя),

тов. Курчатов И.В. [330, с. 94–96].

Наконец, И.В. Курчатов 29 сентября 1944 года уже лично обращается к Л.П. Берии с предложением возглавить Атомный проект:

В письме т. М.Г. Первухина и моем на Ваше имя мы сообщали о состоянии работ по проблеме урана и их колоссальном развитии за границей. <…>

Вокруг этой проблемы за границей создана невиданная по масштабу в истории мировой науки концентрация научных и инженерно-технических сил, уже добившихся ценнейших результатов.

У нас же, несмотря на большой сдвиг в развитии работ по урану в 1943–1944 г., положение дел остается совершенно неудовлетворительным…

Зная Вашу исключительно большую занятость, я все же, ввиду исторического значения проблемы урана, решился побеспокоить Вас и просить Вас дать указания о такой организации работ, которая бы соответствовала возможностям и значению нашего Великого Государства в мировой культуре [330, с. 127].

Письмо И.В. Курчатова Л.П. Берии от 29 сентября 1944 г. [НИЦ «Курчатовский институт»]

Лаврентий Павлович явно оценил это отчаянное воззвание отчаянной же аппаратной храбрости – ведь mutate nomines Курчатов просто вопиет: товарищ Молотов не справляется! Товарищ Первухин не обеспечивает! И только Вы, товарищ Берия, способны исправить ситуацию и вывести её на уровень великого государства!

Во всяком случае, именно после этого обращения фиксируется наконец целенаправленный интерес наркома внутренних дел к состоянию внутренних дел в Атомном проекте.

Он немедленно поручает своему ближнему порученцу, своему заместителю в ГКО и, по сути, начальнику своей канцелярии В.А. Махнёву подготовить объективную справку о состоянии работ по проблеме урана.

Судя по всему, Берия имел со Сталиным какой-то предварительный, но принципиальный разговор по поводу Атомного проекта, где и получил «добро» по крайней мере на тщательное изучение проблем. Об этом говорит, в частности, то, что справка подготовлена не одним Василием Махнёвым, а с участием заместителей наркома внутренних дел Василия Чернышёва и Аврамия Завенягина, курировавших в НКВД промышленно-строительные структуры. То есть Л.П. Берия отправил на выяснение истинного положения вещей свой высший кадровый десант.

В ту же тему – что одновременно ещё две справки готовит для него первый заместитель наркома Госконтроля СССР В.Ф. Попов: «О выполнении Наркомцветметом Постановления ГКО № ГОКО-2542сс от 27 ноября 1942 г. «О добыче урана» и «О развитии геологоразведочных работ по радиоактивным элементам в 1944 г.».

По результатам своих проверок порученцы Берии представили доклады, в которых озвучивались крайне неприятные факты. Вместе составлявшие картину катастрофы. Хотя достаточно было и двух.

Сто тонн в металле – это, как мы помним из записки И.В. Курчатова, был необходимый первоначальный минимум: «Накопление в 1944–1945 годах в СССР 100 тонн урана», – этого требовал Игорь Васильевич от правительства. И это только для того, чтобы построить необходимый для всего дальнейшего урановый котёл. В итоге использовали меньше, но в 1944 году этого не мог знать ещё никто.

Что же, итак, вот факт первый: в стране не было урана.

Факт второй там же: в стране не было уранодобывающей промышленности.

Сколько излишней категоричности в этих утверждениях?

Несложно подсчитать. Нужно 100 тонн чистого металлического урана. За 9 месяцев 1944 года, пока уровень поднимаемой Курчатовым тревоги поднимался до красного, добыто 2370 тонн урановой руды. После переработки получено 1,3 тонны окиси урана. Вышедшего из этого кускового урана – 0,28 тонны.

То есть не надо даже и считать: 0,28 от 100 – это 0,28 %. Пренебрежимо малая величина.

Что же касается добычи урана, то о её уровне говорят цифры, опять-таки продемонстрированные самой жизнью: когда в 1945 году специально созданный на базе четырёх месторождений и пяти заводов уранодобывающий комбинат № 6 вышел на добычу 18 тысяч тонн руды, то из неё вышло… меньше 7 тонн урана.

А Курчатову нужно 100 тонн только для опытового реактора…

Не виноват никто. В СССР просто физически не было известно богатых ураном месторождений. Никто из геологов так и не пришёл за звёздочкой Героя Соцтруда и Сталинской премией 1-й степени. А ведь это (а также пожизненная двойная зарплата вне зависимости от места работы и внеконкурсное и бесплатное высшее образование для детей) было специальным указом обещано тому, кто обнаружит урановое месторождение с запасами от тысячи тонн и выше.

Месторождений-то открыли после этого много. От Эстонии до Колымы. Но за званием и премией обратиться так ни у кого и не получилось…

Необходимое количество урана вместо геолога добыл, фигурально говоря, русский солдат. Когда он одержал победу над фашистской Германией, там удалось обнаружить и затрофеить около 100 тонн урана. В Рудных горах в Саксонии нашлись урановые рудники. В тех же местах, только уже за чехословацкой границей, в Судетах, аналогичным образом объявилось Яхимовское месторождение. И немцы же оставили своему русскому победителю документы, указывающие на высококачественные запасы урана в Родопских горах в Болгарии.

Нет, грабить никого не стали. Даже с немцами образовали совместное предприятие «Висмут». Договорились со всеми полюбовно. Охраняли, правда, эти места внутренние войска НКВД СССР, но соответствующие деньги молодым демократиям поступали без задержек.

Собственно, этот уран и помог относительно быстро построить первый советский атомный реактор Ф-1. А дальше, когда приступили к строительству уже промышленного котла в Челябинске-40, и собственная добыча-переработка начали расширяться. Хотя трудности и дефициты в этом деле испытывались вплоть до начала 1970‐х годов.

Вот только вновь всплыла та же экзистенциальная проблема: мало добыть, мало очистить, мало получить. Потому что получить надо много. И если надёжную технологию выделки металлического урана довольно быстро ещё в 1943 году разработали в том самом Государственном институте редких металлов Наркомата цветных металлов (Гиредмет), в его Лаборатории № 1 во главе с З.В. Ершовой, то для перехода с килограмма на тонны нужно было строить уже целую промышленную отрасль.

И наверное, не будет сюрпризом то, что большой отраслевой научно-исследовательский институт был образован опять в системе НКВД. Это произошло в январе 1945 года, а директором НИИ, получившего название Института специальных металлов НКВД, стал переведённый сюда с поста главного инженера Норильского медно-никелевого комбината инженер-полковник Виктор Шевченко.

Инцветмету перешли также темы промышленного выделения плутония из облучённого в реакторе урана, разделения изотопов урана методом центрифугирования и получения тяжёлой воды. Поскольку этого было много, а растущая отрасль требовала ещё больше, то в 1947 году было решено создать на базе Инцветмета специальный технологический научный центр. Он получил обозначение «НИИ-9», а возглавить его