Атомный век Игоря Курчатова - Александр Анатольевич Цыганов

проект. Кстати, Риль не подтверждает, что его неудача объясняется тихим саботажем немецких ядерщиков; исследователь, обладающий научным любопытством или заинтересованный техническими новшествами, писал он позднее, едва ли сможет устоять перед очарованием такого проекта. Потому «вялый ход работы над урановым проектом» он объяснял «относительно слабым интересом к проекту со стороны интеллектуально примитивного Гитлера и его людей».

Но если фон Арденне сдался советским властям добровольно, то Риль – добровольно-принудительно. Его тоже нашли поисковики НКВД в сопровождении Арцимовича, Флёрова и Харитона; он был приглашён на 10 минут в штаб советской оккупационной администрации, но в итоге, по его словам, те 10 минут превратились в 10 лет. Однако сохранённые им запасы урана в Ораниенбаумским заводе (12 тонн!), где он работал, а также 100 тонн оксида урана Риль передал советским сам. И в Союз поехал сам, хоть и не хотел. Очевидно, доводы советской стороны были убедительны.

Они ещё раз поработали с фон Арденне вместе – уже в Сухуми, где Риля «выдерживали» после Сунгуля, пока не остынут самые горячие секреты его работы в лаборатории «Б». Вместе они вернулись домой, подписав условие, что останутся в ГДР. Вот только Риль этого условия не выполнил.

А книжку воспоминаний своих он назвал «Десять лет в золотой клетке».

Николаус Риль.

[Из открытых источников]

Лаборатория «В» была организована в Обнинске. Её научным руководителем стал профессор Рудольф Позе (Rudolf Heinz Pose), также один из первых германских ядерщиков. Этот человек истово служил рейху на научной стезе, причём, в отличие от многих коллег, именно Третьему рейху и, похоже, искренне: ещё в ноябре 1933 года он вступил в штурмовые отряды СА, а в 1937‐м стал членом НСДАП.

Позе с 1939 года участвовал в германском урановом проекте, исследуя превращения элементов и параллельно с Флёровым и Петржаком открыв спонтанное деление урана в том же 1940 году.

С 1941 года он работал в Лейпциге, где Гейзенберг и Дёпель (Georg Robert Döpel) строили экспериментальный ядерный реактор. Тот самый, который по неизвестной причине взорвался; но что любопытно – в тот момент, когда температура в реакторе начала повышаться, рядом с ним находился только Рудольф Позе.

Связано ли с этим то, что осенью 1945 года штурмовик СА, член НСДАП, кавалер креста «За военные заслуги» профессор Позе самолично явился в советскую комендатуру в Лейпциге, история умалчивает. Но намёком от неё может послужить то, что учёный имел все возможности прийти там же в комендатуру американскую, прямо к её главе полковнику Джиму Дэну Хиллу – ведь собственно Лейпциг 20 апреля 1945 года заняли американцы. И ушли отсюда только в июле, повинуясь союзническим соглашениям о зонах оккупации. Но Позе, как вспоминал его сын Рудольф, «осенью 1945‐го появился в Лейпциге, где он до этого работал, и там пошел на контакт с советским комендантом».

И ещё он же: «Он имел возможность, как и некоторые другие немецкие ученые, уйти на Запад, к американцам. Но он этого не сделал. Он выбрал российскую или советскую сторону намеренно» [350].

Уже не намёком, а фактом стала командировка Позе в Германию в марте 1946 года – после того, как он уже обосновался в феврале в красивой лесной местности на берегу реки Протвы близ станции Обнинское. Из Германии он привёз сагитированных им специалистов, оборудование, приборы и расходные материалы для своей лаборатории в России.

Лаборатория была развёрнута в школе-интернате имени С.Т. Шацкого «Бодрая жизнь» – бывшем детском доме для вывезенных из Испании детей коммунистов. Её задачами были обозначены разработка конструкции высокотемпературного кристаллизатора, изучение новых материалов для изготовления тепловыделяющих элементов, исследования возможности расширенного воспроизводства специальных веществ, разработка новых типов электронной аппаратуры.

После того как советская атомная бомба была взорвана, острая нужда в немецких специалистах отпала. Их стали отпускать домой. А Рудольф Позе не поехал. По словам его сына (кстати, после пребывания в ГДР тоже вернувшегося в Россию, где возглавил лабораторию в том самом Институте ядерных исследований в Дубне, где 35 лет назад работал его отец), Позе «всё-таки был физик-ядерщик», и ему неинтересно было возвращаться в Германию, где «он должен будет снова что-то создавать». А в Советском Союзе он мог воспользоваться уже существующими институтами. И потому он попросил оставить его в СССР и, когда согласие было получено, отправился работать в лабораторию ядерных проблем в Дубне.

И ещё одна примечательная фраза из воспоминаний сына об отце: «Для него имело смысл возвращаться только в Восточную Германию»…

В ГДР он и вернулся в 1959 году. Там и скончался в 1975‐м.

Ну и последней лабораторией, где научными руководителями служили немецкие учёные, стал объект «Г». Главой объекта, что был размещён тоже в Сухуми, в санатории «Агудзеры», стал Густав Герц.

Он также был участником того «пакта четырёх» с Манфредом фон Арденне, который позволил четырём ядерщикам спасти свои институты и свою работу. В Сухуми – точнее, в неподалёку от этого города расположенном посёлке Гульрипши – Герц занимался разделением изотопов методом диффузии в потоке инертных газов, разработкой диффузионных перегородок для фильтров, созданием теории устойчивости и управления диффузионным каскадом. Не один, конечно, во главе коллектива из нескольких десятков немецких и советских учёных.

Рудольф Хайнц Позе.

[Из открытых источников]

Густав Людвиг Герц.

[Из открытых источников]

Сюда же Герц сумел выписать из Германии циклотрон фирмы «Сименс» и генератор Ван-де-Граафа, а также высоковольтную установку и большую часть лаборатории физической химии.

Экстраординарный вклад он и ещё пятеро его немецких коллег внесли в обеспечение успеха работ по обогащению урана на газодиффузионном заводе в Свердловске-44. Формально это были всего лишь консультации, но именно немецкие учёные добились того, что на «кикоинском» комбинате наконец стало получаться обогащение в 90 % и выше.

Густав Герц тоже был удостоен Сталинской премии 2-й степени. В 1955 году он выехал в ГДР, где стал ординарным профессором физического факультета Лейпцигского университета. Он умер 30 октября 1975 года в возрасте 88 лет.

* * *

Но до той поры, когда будет выиграна война, должно было ещё пройти время. А пока Василий Алексеевич Махнёв, генерал научно-технической службы, будущий Герой Социалистического Труда и начальник Управления научно-технической информации и международных связей в Минсредмаше СССР, подводит итоги проверки, как гвозди заколачивает:

За 2 истекших года из-за недостаточного внимания к этому вопросу и плохого материально-технического оснащение геологоразведочных партий разведка урановых месторождений почти не сдвинулась с места.

Столь неудовлетворительное состояние добычи урановых руд и получения солей урана объясняется тем, что работы эти до сих пор Наркомцветметом не развивались и на них затрачивались ничтожные силы и средства. <…>

Технология получения металлического урана тех кондиций, которые необходимы для опытов академика Курчатова, вовсе не разработана, а металл этот еще не вырабатывался и не вырабатывается.