Атомный век Игоря Курчатова - Александр Анатольевич Цыганов

Тогда же, а также в послевоенные годы он – руководитель или одно из первых лиц в трёх ключевых спецкомитетах при ГКО и Совнаркоме/Совмине: № 1 – по атому, № 2 – по ракетной технике и № 3 – по радиолокации. Тоже само за себя говорит.

Как вспоминал Ванников, Сталин исходил при назначении из того, что «это дело должна поднять вся партия. Маленков – секретарь ЦК, он включит местные партийные организации. А вы (обращаясь к Берии) что, думаете тюрьмами решить такие проблемы, это не получится» [353, с. 22].

В общем, фигура, конгруэнтная Лаврентию Павловичу.

Николай Алексеевич Вознесенский – уже из следующего политического поколения, ровесник Курчатова. В войну тоже был членом Государственного Комитета Обороны. Там он отвечал за военно-хозяйственные вопросы: занимался эвакуацией промышленности и развёртыванием военно-промышленной базы на востоке (в сотрудничестве с Берией), курировал производство боеприпасов (в сотрудничестве с Ванниковым), работал в составе Комитета по восстановлению хозяйства в районах, освобождённых от оккупации (в сотрудничестве с Маленковым).

Этот человек – тоже сталинское око и сталинская рука в Спецкомитете. Тем более удобная вождю, что в силу вспыльчивого и частенько резкого до грубости (а многие называли его просто «хамским» – и это в далеко не шелковистом сталинском-то Советском Союзе!) характера его там никто не любил. А с Маленковым нелюбовь у них была даже… назовём её пристальной. Причём это было настолько явно, что Игорь Васильевич Курчатов старался держаться подальше от обоих. Кроме самых вынужденных случаев.

Сложным человеком показался поначалу и Аврамий (именно так в воспоминаниях ближних звучало его имя) Павлович Завенягин. Тяжёлый взгляд был у человека. Выдающий особый характер.

Лишь потом, в совместных контактах и решениях вопросов, выяснилось, что характер у Завенягина не столько тяжёлый, сколько предельно ответственный. Характер такой, что собственный отец величал его по имени-отчеству! А взгляд… Когда ты четыре года руководил Норильлагом, сам будучи фактически в ссылке, по краешку миновав более суровую участь… и не такой будет взгляд.

Курчатова с ним познакомили в 43‐м году, когда Завенягин работал заместителем наркома внутренних дел, в сферу ответственности которого входили институт Гиредмет и добыча урана.

В некотором смысле Аврамий Завенягин также может служить отражением Игоря Курчатова в зеркале истории. Как Михаил Первухин. И поколения он того же – 1901 года рождения. Образование – реальное училище. Большевик «революционного» призыва – ноября 1917 года. Как и Первухин, активно включился в партийную работу. Сначала в своей родной Узловой, а также в Туле и городке Скопин. И тоже – редактор газеты «Известия» в Рязани. И – фронты Гражданской, где он в 18 лет дослуживается до должности комиссара политотдела дивизии. По воинскому званию соответствует комдиву.

Генерал в 18 лет – каково?

После Гражданской комиссара Аврамия Завенягина отправили на партийную работу в Донбасс. Где 1920 год был весьма похож на 2014‐й. В Донецке (тогда – Юзовке) сидит правительство победителей, сотрясаемое постоянными личными склоками; в каждом городе-районе – свой отряд «самообороны», который нередко на ножах с соседями; казаки держатся наособицу; бандюганы сплошь вооружились и делают что хотят. А под этим всем народ, который выживает как попало, слоняется вокруг остановившихся шахт, деятельно роет копанки, добывая уголёк, копошится по огородикам. И точно так же на тех же самых рубежах идут бои с врагами – только тогда в Мариуполе и Волновахе стояли врангелевцы, а в Гуляй-Поле – махновцы…

А.П. Завенягин.

[Портал «История Росатома» /

http://www.biblioatom.ru]

В этих условиях Завенягин стал сначала секретарём уездного ревкома в Славянске, а затем и в Юзовке. По сути, он в 19 лет – глава ключевого для тогдашней России города: Донбасский каменноугольный бассейн оставался единственным промышленным источником топлива в стране.

Там Аврамий Павлович познакомился с будущим первым секретарём ЦК КПСС Никитой Хрущёвым. Тот возглавлял в Юзовке союзную уездному комитету коммунистическую группировку.

И… выворот судьбы: в 1955 году именно острый разговор с Хрущёвым станет причиной смертельного инфаркта у Завенягина…

Здесь же, в Юзовке, судьба Аврамия Завенягина кардинальным образом переменилась. Принципиальный коммунар столкнулся с заслуженным большевиком Иваном Чугуриным.

Чугурин, известный сормовский забастовщик, ученик самого Ленина, которому даже вручал партбилет РСДРП(б) после возвращения вождя из эмиграции, служил директором Юзовского каменноугольного района. И поддался распространённой в те годы среди начальственных большевиков «болезни победителей» – брать от жизни всё. И брал.

Но после одного из совсем уж эпичных его разгулов 20‐летний глава укома Завенягин поставил вопрос об исключении Чугурина из партии.

Члена коллегии ВЧК, между прочим!

И уком такое решение принял.

Коммунистическая партия уже тогда страдала двоемыслием. В ответ на такой демарш высокопоставленные начальники из свежеродившейся номенклатуры (её уровень можно представить по тому, что до революции, в ссылке, Чугурин дружил со Свердловым, а после революции входил в ближний круг Дзержинского) обрушились на излишне принципиального укомовского секретаря.

Это была ошибка: в двоемыслии присутствует ведь и другая сторона. Так что и у Завенягина нашлись защитники из ревнителей чистоты партийных рядов. И хоть Чугурина в ВКП(б) восстановили, скандал был настолько токсичным, что все дальнейшие 30 лет карьера его выше должности директора завода не поднималась. Жизнь любимец Ленина закончил жестянщиком-кустарём и умер от алкоголизма.

Завенягину эта история тоже стоила поста. Зато привела его в Московскую горную академию. Где студент на первом же курсе стал… её проректором. Отвечал, правда, не за науку, а за административно-хозяйственную часть. Но – проректор!

А если вспомнить голод, холод и нехватку всего в Москве начала 1920‐х годов, можно представить, каким адом была на деле эта проректорская должность. Однако вскоре после прихода Аврамия Павловича на пост, как гласят воспоминания, всё начало крутиться и работать. Было обеспечено питание и тепло, в аудиториях и лабораториях появились приборы, станки, лабораторное оборудование. Недаром знаменитый ректор академии Иван Губкин восемь лет буквально не выпускал Завенягина с такой вот «студенческой скамьи».

Зато как только выпустил, вчерашний студент тут же стал ректором Московского института стали. А ведь это уже не революционные годы, когда конюхи действительно могут прыгнуть в маршалы. Это 1930 год, когда карьеры в умиротворившемся обществе вновь упорядочились.

Разве что кроме тех карьер, что делают завенягины…

У него и дальше всё шло прыжками: в 31 год он становится руководителем крупного металлургического завода в Днепродзержинске, в 32 года – директором легендарной Магнитки. В 1938 году едва не угодил в жернова из-за вала доносов. Но, умело всё просчитав, сам обратился к Сталину. С предложением послать его работать в Сибирь или на Север – куда надо.

Надо оказалось в Норильск. И там Завенягин, по сути, построил и город, и Норильский горно-обогатительный комбинат. Притом делал так, чтобы создать все возможные в условиях Заполярья условия для нормальной жизни и труда. В том числе и для 20‐тысячной армии