Атомный век Игоря Курчатова - Александр Анатольевич Цыганов

Курчатов, кстати, не то что пытался вместе с Ванниковым спасти своего атомного куратора в тот роковой день его ареста 26 июля 1953 года… Этого сделать уже никто не мог – слишком быстро всё произошло. Но вместе с Борисом Львовичем из его кабинета они начали звонить Хрущёву. За Берию уже не вступались – Ванников успел побегать по кабинетам ЦК, понял, что бесполезно. Но выразили надежду, что с его сыном Серго ничего не случится.

Хрущёв успокоил. Но по общему тону и складу разговора было понятно, что о его отце даже заговаривать не нужно. Вот есть какие-то флюиды при общении на таком уровне, как будто телепатия: ничего впрямую не говорится, и вообще ничего по теме не говорится, а всё понятно.

Насколько верна эта история, судить трудно. Соответствующие документы до сих пор засекречены, а Серго Берия, с чьих слов известно о действиях Ванникова и Курчатова в день ареста его отца, – свидетель, понятно, пристрастный. Но одно точно известно во всяком случае: ни одного письма, заявления и вообще документа, очерняющего Л.П. Берию после его низвержения, Игорь Васильевич не готовил и не подписывал. В отличие от многих других. Включая, казалось бы, беспредельно преданного шефу начальника секретариата Специального комитета № 1 при СМ СССР Василия Махнёва.

Свидетельствует Ю.Б. Харитон: «Может быть, покажется парадоксальным, но Берия, не стеснявшийся проявлять порой откровенное хамство, умел по обстоятельствам быть вежливым, тактичным и просто нормальным человеком. Проводившиеся им совещания были деловыми, всегда результативными и никогда не затягивались. Он был мастером неожиданных и нестандартных решений… Этот человек… обладал одновременно огромной энергией и работоспособностью. Наши специалисты, входя в соприкосновение с ним, не могли не отметить его ум, волю и целеустремлённость. Убедились, что он первоклассный организатор, умеющий доводить дело до конца… С переходом атомного проекта в руки Берии ситуация кардинально изменилась… Берия быстро придал всем работам по проекту необходимый размах и динамизм» [333, с. 418].

Главный конструктор первых советских атомных реакторов Николай Доллежаль вспоминал: «Берию по другим статьям можно ругать как угодно, но в нашем деле он был великолепным организатором. Не помню, чтобы он кричал на учёных, но как разносил своих генералов! Вот это было страшно. Аппарат у него был очень грамотный. Боялись не самого Берию, а его замов. Генерал Борисов прямо с совещания отправил на самолёт одного из моих коллег, который никак не мог добиться высокого уровня полировки стали. В тот же день конструктор вернулся в Москву и доложил о нужном результате» [345].

Записка И.В. Курчатова Л.П. Берии о планах работы Лаборатории № 2. 28 марта 1945 г.

[Из открытых источников]

А много общавшийся с Берией и пару раз претерпевший от него будущий глава Министерства среднего машиностроения Ефим Славский выразился и вовсе афористично:

«Часто спрашивают, не терроризировал ли нас Берия. Должен сказать, что он нам не мешал. Он не разбирался в научных и инженерных проблемах, поэтому к мнению специалистов всегда прислушивался. Отношение к атомщикам было благожелательным… Но бывали моменты, когда становилось страшно» [348, с. 58].

Н.А. Доллежаль.

[Из открытых источников]

При всех очевидных достоинствах Лаврентия Павловича его инициатива с переводом Лаборатории № 2 в систему НКВД выявила зияющую лакуну в юридическом, да и чисто бюрократическом положении Атомного проекта в государственной системе. Попытка встроить Лабораторию в понятную пирамиду подчинённости НКВД не удалась. А коли системы нет – Академию наук не считаем, – значит, её надо создать.

И создали. Всеми работами по урану – так ещё продолжали по традиции называть Атомный проект – Государственный Комитет Обороны распорядился руководить созданному 20 августа 1945 года Специальному комитету при Совете народных комиссаров СССР. Возглавил его Л.П. Берия. В состав вошли Г.М. Маленков, Н.А. Вознесенский, М.Г. Первухин, А.П. Завенягин, Б.Л. Ванников, И.В. Курчатов, П.Л. Капица, В.А. Махнёв.

В этом решении выделяются два момента. Первый – дата. Достаточно очевидно: в июле президент США Трумэн на мирной конференции в Потсдаме информирует Сталина, что в его стране разработана бомба колоссальной разрушительной силы и уже проведены её испытания, а уже через две недели, в августе, американцы рванули два атомных заряда в Японии. Без всякой военной необходимости, но зато с очевидным посылом в назидание Советскому Союзу – смотрите, у президента много.

Смешной филистер Трумэн! Нашёл чем оказать давление на Сталина, которому об испытании американской атомной бомбы Берия доложил едва ли не раньше, чем о нём узнал сам президент США! Тот самый Берия, который поспешил отправить агента в Аламогордо, чтобы осведомиться, отчего американцы запланированную дату взрыва сдвинули…

Конечно же, сообщение Трумэна вызвало реакцию советского лидера, пусть он и не показал о том виду «грязному Гарри». Говорил ли на самом деле вождь те слова, о которых ныне поминают все пишущие об этом эпизоде авторы, – «Надо будет переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы», – на самом деле неизвестно. Источник уж больно ненадёжный – «Воспоминания и размышления» Г.К. Жукова. Но в любом случае очевидно, что ядерная демонстрация американцев подтолкнула советское руководство к окончательному уходу от любительщины в теме создания атомной бомбы.

Первое, что сделал Л.П. Берия после своего юридического назначения куратором Атомного проекта, – перевёл его из научного статуса в… мобилизационный.

Из некоего набора отдельных операций: академических опытов над атомным ядром, геологоразведки, инженерных работ – он начал создавать сначала структуру, затем систему и, наконец, отрасль промышленности. Причём оборонной промышленности. Распоряжение ГКО СССР № 9887сс/ов «О Специальном комитете при ГКО» необходимо и неизбежно увенчало эти усилия созданием действующего штаба новой – атомной – отрасли. Ну а американцы своим демонстративным уничтожением двух японских городов только подтолкнули такое развитие событий.

Л.П. Берия в годы Атомного проекта.

[Из открытых источников]

Схема организации Спецкомитета. [255]

Второй момент. Состав комитета говорит о глубоко продуманном с политической и профессиональной стороны кадровом составе. Первые двое – любимцы И.В. Сталина на тот момент, пользовавшиеся его доверием. Оба прекрасно проявили себя во время Великой Отечественной войны. Георгий Максимилианович Маленков служил для Сталина чем-то вроде кризисного менеджера, которого вождь посылал туда, где буквально решалась судьба войны. В августе – сентябре 1941 года он там, где немцы, казалось, неизбежно ворвутся в Ленинград; в паническом октябре 1941‐го и далее он едва ли не единственный (даже по И.В. Сталину есть сомнения) из высшего руководства страны остаётся в Москве; в августе – сентябре 1942‐го он в Сталинграде… Само за себя говорит и его кураторство над производством самолётов во второй