Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

Освоение целины тоже было в его духе и русским по духу: грандиозным и героическим. Так на пустом месте когда-то строили Санкт-Петербург, потом прокладывали Западно-Сибирскую железную дорогу — не через старинный обжитой Томск, а рубились через леса в еще не существующий Новосибирск. Теперь масштабные и мобилизационные свершения на неосвоенных землях были нацелены на быстрые результаты при минимальных затратах. Партия и комсомол организовывали переезд десятков тысяч молодых людей, обещая им новую жизнь для себя и страны.

Энтузиазма было хоть отбавляй. В 1957 году на целину поехал и весь второй курс факультета журналистики МГУ, на котором учились Юля Хрущева и Нина Буденная. «Лучшее время в нашей жизни», — вспоминали они. Дома сохранились фотографии того времени — все счастливые, улыбчивые, на грузовиках и в палатках. С ними же оказалась и выпускница юридического факультета, писательница и правозащитница Алла Гербер. Недавно я отдала ей ее целинную фотографию, и она была тронута до слез, вспоминая «то время надежд». А Никита Сергеевич, когда рассказывал про целину и советскую молодежь, с гордостью повторял: «У меня самого там дочка-внучка в колхозе».

Плакат «Поднимай Целину!»

1956

[Из открытых источников]

Не хватало инфраструктуры, вспомогательных сооружений, хранилищ, даже палаток и грузовиков. Зато вслед за людьми на целину ехала новехонькая техника: в 1954 году совхозы и MTC Казахстана получили десятки тысяч тракторов и уборочных комбайнов[341]. В тот год на целине вспахали и засеяли десятки миллионов гектаров, а к концу 1950-х — 40 миллионов[342]. Этот урожай на время ослабил остроту продовольственной проблемы, хотя масштаба грандиозных обещаний он не достиг. Мешали пыльные бури, недостаток воды и, как обычно, авральное управление.

Но проблемы придут потом, а пока Маленков Хрущеву проигрывал. Все хотели потребительских товаров и благополучия, но Россия всегда была страной не эволюций, а революций, эпохальных свершений и головокружительных планов. Никита Сергеевич предложил не просто реформы, он предложил обновление, с восторгом и вдохновением. В Кремле теперь был народник, и народ, увидевший в нем своего, его поддержал.

Отъезд на целину студентов факультета журналистики МГУ. Слева Ю. Л. Хрущева, в центре Л. Лебедева и Н. С. Буденная. Сзади С. И. Серова. Справа М. В. Буденная, единственная из родителей, пришедшая проводить студентов

1957

[Семейный архив автора]

В речи на похоронах Сталина Маленков уже сказал о возможном «сосуществовании и мирном соревновании двух различных систем — капиталистической и социалистической», и начиная с 1954 года термин «мирное сосуществование» звучал все чаще. Перед выборами в Верховный Совет СССР 3-го созыва 6 марта Хрущев выступил перед избирателями и, ссылаясь на Ленина, сказал о перспективах длительного мирного сосуществования социализма и капитализма.

Более способный оратор, чем Маленков, он давал понять, что его десталинизация не просто мягкая и стыдливая критика Сталина и тихий отход от массовых репрессий. В пределах коммунизма он пытался переформулировать советский проект. Если Маленков, вслед за Берией, практически предлагал нэп — который Хрущев и многие другие принять не могли, — за что же тогда боролись все эти годы? — в понимании первого секретаря на место борьбы с многочисленными врагами, вместо принуждения и страха должны прийти искренний подъем энтузиазма советских граждан и добровольная самоотдача в построении коммунизма — от каждого по способностям, каждому по потребностям.

Вражда с внешним миром должна была уступить личной заинтересованности в ежедневном и увлекательном соревновании с «капиталистами». Конечно, эта утопия «мирного сосуществования» в последующее десятилетие то и дело нарушалась внешнеполитическими конфликтами, где Советский Союз, и сам Никита Сергеевич, зачастую прибегал к крайним, порой насильственным мерам. Тем не менее, как писали в книге о «шестидесятых» Петр Вайль и Александр Генис, именно Хрущев был «главным поэтом эпохи… дав творческий импульс, выражавшийся в простых, как и подобает истинной поэзии, словах: „Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!“ В словах и делах Хрущева была простота, которая вдохновляла лучшие образцы русской гражданской поэзии… А ее поэтический конспект составил Евгений Евтушенко»[343], сам обозначивший свою важность: «Поэт в России — больше, чем поэт»[344].

Авторы не иронизируют. При всем критическом отношении к коммунизму, Кремлю и Хрущеву, они считали, что его вера в «советскую сказку» заставляла верить и всех других. Вайль, один из лучших писателей диссидентского поколения 1970-х, с которым я подружилась в Нью-Йорке, не думал, что «оттепель» без Хрущева состоялась бы вообще: «Были бы послабления, пока над Маленковым, который всегда искал себе начальника, не встал бы, например, ультраконсервативный Молотов, и тогда прости-прощай частушка о „блинках“». И правда, теряя поддержку Хрущева, Маленков подружился с Молотовым и начал соглашаться с его, часто консервативными, взглядами[345].

«Русскому человеку нужно величие, свершение, — объяснял Вайль, — колбасу хотят, когда ее нет, но скучный достаток советским людям уныл».

До славы Евтушенко было еще несколько лет, но в ожидании поэтического бума начинались международные культурные контакты. В конце 1953 года в Москве прошли выставки современных художников Индии и Финляндии, открылась постоянная экспозиция Музея изобразительных искусств имени Пушкина (до этого музей был целиком занят выставкой подарков «товарищу Сталину к 70-летию»). В 1955-м там же выставили шедевры европейской живописи из Дрезденской галереи — перед их возвращением в ГДР. В том же году комсомольцы летом отправлялись не только на целину, но и в Варшаву на Всемирный фестиваль молодежи и студентов, где впервые встретили своих иностранных сверстников. А через год в Москве и Ленинграде показали работы Пабло Пикассо, вызвавшие шок у посетителей: многие даже не знали, что искусство может быть таким — кривым, бесформенным и прекрасным. Наконец, в 1957 году Москва принимала гостей своего собственного молодежного фестиваля. СССР тогда и правда стал центром «мирного сосуществования» — невиданные доселе иностранцы, и не только из социалистического лагеря, гуляли с советскими гражданами по одним и тем же улицам, открывая для них незнакомый мир с джинсами и джазом.

К концу 1954 года Маленков почти потерял политический вес. В июне его имя перестало быть первым в официальных документах, теперь все члены Президиума стояли в алфавитном порядке, а к ноябрю Хрущев председательствовал на заседаниях, и Булганин подписывал документы от Совета министров[346].

31 января 1955 года пленум ЦК КПСС, «рассмотрев организационный вопрос о т. Маленкове», посчитал, что он «проявляет нерешительность, не занимает определенной позиции» при рассмотрении важных вопросов: «Товарищ Маленков не проявил себя также достаточно политически зрелым и твердым большевистским…