Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

садиками, чтобы ходить в гости, не выходя на улицу. То же и на Ленинских горах: после постройки в 1955-м мы заняли особняк под номером 40, a Маленковы расположились совсем рядом, в 38-м. Правда, они оттуда быстро съехали, когда Георгий Максимилианович проиграл битву за власть».

Тогда Хрущевы жили на даче в Огарево-1 в «шотландском замке», бывшем поместье великого князя Сергея Александровича, московского генерал-губернатора. Туда же на эту огромную территорию захотел переехать и Маленков. Его дети-архитекторы спроектировали новый дом Огарево-2 — по всем канонам того времени, светло-лимонный, с округлыми лестницами и балконами, — но пожить они там не успели — вскоре Маленков слетел с кремлевского олимпа. Потом резиденцию переделали в дом приемов, назвав весь комплекс Ново-Огарево.

После борьбы с Берией два друга, казалось, почти поровну разделили власть. Но вскоре, несмотря на заявленное «коллективное руководство», началась борьба за первенство, и Хрущев, научившийся независимости за свои украинские годы, был лучше подготовлен к такому соревнованию, чем исполнительный Маленков. Человек действия неизбежно вытеснял со сцены человека недействия.

Власть Георгия Максимилиановича опиралась на государственный аппарат. Его уважали другие управленцы за практичность и исполнительность[296]. Реорганизовав 45 сталинских министерств в 13 новых, он тем самым, по соглашению с Берией, сместил центр власти от партии к правительству. Указ от 11 апреля 1953 года наделил министров новыми важными полномочиями[297], a 1 апреля было объявлено о существенном снижении розничных цен, что сильно способствовало популярности Маленкова не только среди управленцев, но и среди народа[298].

Хрущев в это время укреплял свои позиции за счет усиления партийного аппарата, приступив к долгому процессу возрождения партии и ее ЦК. Этот орган не играл значимой роли после победы Сталина над Бухариным в 1929 году. Теперь, при «коллективном руководстве», конфликты внутри Президиума были неизбежны, и в таких ситуациях, по мнению Хрущева, ЦК мог стать влиятельным органом. Его волновали два вопроса: надзор партии, а не КГБ, за государственными и общественными организациями и состояние сельского хозяйства.

Партийная «Правда» стала рупором его идей. В мае газета писала, что совершенствование работы госучреждений «во многом зависит от правильного руководства и помощи со стороны партийных организаций»[299], а в июне активно поддерживала партийное первенство в решении проблем в сельском хозяйстве. Сталинская жесткая аграрная политика подвергалась критике, взамен предлагалось «материальное стимулирование» — теперь сельскохозяйственных рабочих обещали вознаграждать за успехи[300]. При этом журналы, связанные с Маленковым, все еще оставались верны сталинским сельскохозяйственным догмам, включая снижение цен[301].

Тем не менее в начале августа именно он представил в Верховный Совет программу по улучшению советской жизни: «Правительство и ЦК партии считают необходимым значительно увеличить инвестиции в развитие легкой, пищевой и рыбной промышленности, а также в сельское хозяйство и значительно улучшить производство потребительских товаров»[302]. Маленков обещал «резкое увеличение» потребления за счет сокращения финансирования тяжелой промышленности, а повышение урожайности за счет вкладов в электрификацию, минеральные удобрения и технику. Но главное, объяснял он, это материальное поощрение.

Хрущев, предложивший то же самое еще весной, возмутился. Ему предстояло докладывать многое из этой программы на пленуме ЦК в сентябре, а тут оказалось, что тихий Георгий Максимилианович хитро перехватил у него инициативу и «очень ловко использовал в своем выступлении на сессии Верховного Совета уже разработанные решения по уменьшению норм обязательных поставок картофеля, молока и других сельскохозяйственных продуктов». Поэтому многие крестьяне поверили, что все это сделал Маленков, а не ЦК и правительство — «преподносил эти мероприятия как дар, как свой манифест», ревниво замечал Хрущев[303].

Сразу же после выступления своего коллеги Никита Сергеевич представил собственные коррективы. Его задачей было обаять депутатов. Все смеялись, когда он рассказывал, как в конце 1940-х люди из-за налогов вынуждены были резать поросят. «Разве это угрожает нашему социалистическому строю? — риторически вопрошал первый секретарь под хохот зала. — Нет. Глупость была наша»[304].

У Маленкова был не тот характер, чтобы противостоять более обаятельному и энергичному Хрущеву. При этом росла его народная популярность: его предложение снизить налоги с крестьян и аннулировать прошлые колхозные долги люди встретили меткой прибауткой: «Пришел Маленков — поели блинков».

По оценкам некоторых специалистов, период 1954–1958 годов считается одним из самых успешных за всю историю советской деревни[305]. Валовая продукция сельского хозяйства за эти годы выросла на 35,3 % по сравнению с предыдущим пятилетием. Основной прирост произошел за счет увеличения продуктивности личных подсобных хозяйств — сами колхозы по-прежнему работали неэффективно. Тогда же увеличилось и сельское население — впервые за многие годы крестьяне перестали бежать из деревни[306]. Впрочем, реформа деревни с 1955 года уже полностью была инициативой Никиты Сергеевича, и было бы ошибочно приписывать Георгию Максимилиановичу все успехи того периода.

Главная проблема Маленкова — отсутствие поддержки среди соратников. Молотов его сразу обвинил в демагогии — быстрых результатов его «новый нэп» не принесет. Маленков замахнулся на святая святых СССР — доктрину государственных приоритетов, по которой тяжелая промышленность (группа «А») является основой советской экономики. Он ее не отвергал, но предлагал повысить важность легкой промышленности (группы «Б»)[307], что тогда считалось крамолой.

В сентябре на пленуме ЦК Хрущев предложил собственную аграрную программу, пообещав по-настоящему быстрые результаты. Сельское хозяйство было выгодной для него областью. В основном госминистерства занимались промышленностью, при этом местные партийные секретари играли важную роль в управлении колхозами. Хрущев не только считал, что хорошо разбирается в деревне (он по-партийному думал, что хорошо разбирается во всех областях), в отличие от Маленкова, он не был связан с колхозными промахами Кремля послевоенных лет. Признавая неудачи, первый секретарь выглядел искренним, но не виноватым. Обсуждение насущной зерновой проблемы было особенно неприятно для Маленкова, который в 1952 году объявил ее в СССР «решенной окончательно и бесповоротно»[308], хотя производство зерна на душу населения тогда было на 25 % ниже, чем в 1913-м[309].

Доклад Хрущева о состоянии деревни был откровенным признанием трудностей. И здесь Хрущев согласился с Маленковым в вопросе о повышении закупочных цен, которые государство платило колхозам за продукцию, и поддержал материальное стимулирование. Объяснив, что государственный бюджет не может увеличивать закупочные цены без повышения розничных, он предложил альтернативу: расширение «целинных земель» — зерновых регионов — на юго-восток, в Западную Сибирь и Казахстан. Заодно призвал к увеличению посевов кормовой кукурузы по всему СССР по примеру ее «продуктивного» выращивания на Украине.

Он также ратовал за реорганизацию управления колхозами для снижения контроля министерства над деревней и увеличения роли